Лемуры

Отъезд получился скорым. Георг боялся передумать, а Клеменс также боялся, что отец в последний момент изменит решение. Так что долго собираться не пришлось. Кранц расположен не так далеко от Фишхаузена, и всего за день Клеменс добрался до своего нового места жительства. Отец снабдил сына письмом к дяде Вилли, а с возницей, поскольку не доверял сыну, передал маленькую запечатанную коробочку, по-видимому, с деньгами для содержания Клеменса.

Кранц очень даже понравился юному баламуту. Такой же небольшой и вполне уютный, как Фишхаузен, на берегу моря, с уходящим за горизонт песчаным берегом. Маленькие красивые, словно игрушечные, домики прижимались друг к дружке на берегу залива. Когда проезжали по улицам, Клеменс заметил большое число отдыхающих. Городок показался живым и весёлым. Только в отличие от привычек своего брата дядя Вилли предпочитал жить не в центре, а в стороне, на тихой и не столь нарядной улице.

Если отец и старший брат казались Клеменсу скучными и занудными, то с дядей Вилли вообще ожидала полная беда. Уже один его внешний вид вызвал у гостя безнадёжную тоску. Тощий как палка, с серым неподвижным, непроницаемым лицом, бесцветными, словно водянистыми глазами, весь какой-то холодный и сморщенный, плешивый и ещё в этих нелепых старинных окулярах. С племянником говорил всегда на «вы», как, впрочем, со всеми, даже с грудными детьми или с животными. Окружающие дразнили его «мертвецом», а дети так и считали, что он и в самом деле – настоящий мертвец!

Дядя Вилли никогда не был женат и даже не имел знакомых женщин. Исключение составляла прислуга и экономка нотариуса: странная дама по имени Шарлотта, напоминавшая маленькую крысу. Такая же, как дядя, отвратительная и молчаливая. Все другие женщины в Кранце, даже немолодые или вдовы, боялись не только общаться с дядей Вилли, но даже приближаться к нему. Может, они и не считали нотариуса покойником, но всё равно при виде его испытывали ужас. Кранц – маленький город, и подобная репутация мешала работе дяди Вилли. Он располагал немногочисленной клиентурой. Дела вёл в основном наследственные и имущественные. Будто и вправду покойники делегировали его к живым людям, чтобы завершить свои неоконченные земные заботы.

Дядя Вилли не обрадовался и не огорчился приезду племянника, который принял как должное. По нему вообще было ничего невозможно понять, и не только по отношению к племяннику. Это все равно что пытаться выяснить, как относится к утреннему лёгкому ветерку засохшая безжизненная колючка. Нотариус забрал письмо и коробочку, удалился к себе в конторку, а потом, вернувшись, вынес вердикт:

– Вам, юноша, теперь надлежит жить со мной.

Произнёс это совершенно без малейших эмоций. Вероятно, так судья должен выносить приговор преступнику. Или зомби подобным образом забирают на кладбища своих жертв. Сухое растение разрешило ветерку летать дальше!

– Дядя Вилли, а вы что-нибудь знаете о лемурах? – решил его проверить племянник.

– Нет, юноша, не знаю, – совершенно равнодушно ответил он.

И больше – ничего!

Дядя Вилли показал племяннику его комнату и объявил, что теперь Клеменс должен слушаться и быть усердным в обучении ремеслу помощника нотариуса. Ещё соблюдать порядок. Произнёс это с ударением и добавил: порядок – это главная добродетель человека. Клеменс невольно вспомнил содержательные уроки господина Германа.

– В работе и жизни должен соблюдаться порядок, – безжизненным голосом повторил дядя Вилли. На это ссыльный юноша демонстративно, как солдат на службе, кивнул головой, но дядя сарказма не понял. Вечером они поужинали, не произнеся в сторону друг друга ни единого слова.

Так Клеменс остался жить у дяди Вилли.

13.

Дни походили один на другой.

«И зачем отец отправил меня сюда?» – размышлял Клеменс.

Здесь всё казалось точно таким, что и в Фишхаузене, разве что дядя Вилли был ещё большим чемпионом среди зануд, чем отец и брат, вместе взятые. Целыми днями нотариус разбирал бумаги и улаживал сутяжнические дела, выполняя обязанности представителя интересов местных лавочников и владельцев небольших доходных домов. В доме всё время обсуждались чьи-то смерти, распоряжения, завещания, тяжбы… Действительно, могло показаться, что живут они на кладбище! Клеменса это вгоняло в жуткую тоску. Мальчишка смотрел в сторону бескрайнего Балтийского моря, самый краешек которого едва виднелся из его окна, думал о дальних странах, о джунглях острова Мадагаскар, в которых живут лемуры, вспоминал Ханка, Хельгу и особенно Сашу. И где она, и почему не написала?

«Впрочем, может, и написала, – догадывался Клеменс. – Только что могло ожидать письмо, попади оно в руки отца или брата? Была бы Саша здесь, в Кранце, мы бы, наверное, вместе пошли бы купаться на море…»

Существенным отличием дяди Вилли от отца было лишь то, что он не бранился, а молчал. Целыми днями молчал, словно не знал никаких слов. Может, кто-то и считает это достоинством мёртвых людей, что они не тараторят без умолку, как живые, но Клеменсу от этого становилось ещё более невыносимо и душно.