Лекции о литературе. Диалог эпох

Обратим внимание на это определение: страшная сила. Известно, что восприятие литературного произведения школьниками VI класса таково, что дети почти полностью идентифицируют себя с главным героем. Герасим в сознании учащихся – герой положительный, он способен вызвать у юного читателя уважение и стремление подражать, и вдруг – такая жестокость: убийство собаки.

В своих методических разработках В. В. Голубков, как бы предвидя подобного рода недоразумения, ставил эпизод убийства Муму в центре всего анализа рассказа. Он приводит следующие вопросы, которые неизбежно возникают у ребят при работе: «Почему Герасим не уехал на лодке подальше от Москвы и не устроил Муму в какой-нибудь деревне? Почему не сбежал с ней на родину?»[111] Данную проблему методист предлагает разрешить следующим образом: Тургенев хочет показать социальную зависимость Герасима от барыни, рабскую покорность русского народа перед своими угнетателями. Голубков пишет: «Герасим был прямой, честный человек. То, что он обещал, он обязательно должен сделать. Иначе он не мог. Если он обещал своими руками уничтожить Муму, он и представить себе не мог, как бы он не выполнил обещанного».[112]

Однако данное объяснение многое оставляет в тени. В частности, при подобном ходе мысли противоречивость поведения Герасима не только не объясняется, а наоборот, становится еще запутанней. В соответствии с простой логикой именно такие благородные качества характера, как прямота, честность и решительность, по мнению методиста, призваны оправдать жестокость, убийство Муму. Скорее наоборот, решительность, прямота и честность должны были бы проявиться в совершенно других действиях героя. В данной ситуации, при подобном подходе к произведению, так называемая воспитательная функция не только не находит своего достойного выражения, но и предполагает совершенно противоположные толкования.

Дело здесь заключается, скорее всего, в том, что методическая наука слишком упрощенно отнеслась к этой повести Тургенева. «Муму» действительно одно из сильнейших средств воспитания активного нравственного отношения к миру, но оно, это средство, будет малоэффективным, если подходить к этому произведению чисто утилитарно, ибо литература – это не только средство воспитания, а, как известно, образно-логическая модель большого мира, первосозданная действительность. Повесть – это не отдельный случай, не пример для нравоучений, а притча, реалистическая символика которой обладает большим социальным обобщением.

Сердцевина авторского замысла самим Тургеневым была надежно упрятана от 12 цензур и вроде бы должна была раствориться в повествовании бытового нравственно-психологического типа.[113]

В этом смысле В. Голубков прав: герой Тургенева действительно сделает то, что обещал, и сам убьет Муму, но не из-за того только, что он честен, решителен и пр. Все это есть в герое, но благородные качества его характера в соответствии с чьей-то чуждой волей могут быть направлены в противоположном своему предназначению направлении. Чуждая воля определяется как крепостное право, как противоестественное человеческой природе начало. Усвоив диалектику Гегеля, Тургенев на протяжении всего творческого пути стремился показать читателю, как те или иные качества человеческой души непременно переходят в свою противоположность.

Методисты, стремясь затушевать неприятные эмоции, чувство протеста по отношению к тому, что делает Герасим, которые неизбежно возникают у детей, когда они читают об убийстве Муму, попросту выбрасывают диалектику бытия «по Тургеневу» и переводят анализ содержания повести на будничный и малосодержательный пересказ. Они представляют все дело таким образом, что Герасим долго горевал по поводу содеянного, потом осознал, что совершил нечто непоправимое, и, наконец, бунтарский дух взял свое, и он уходит домой в деревню. Однако убийство Муму – это не спонтанный акт, а поступок осознанный, обдуманный заранее, и в нем, в этом поступке, чувствуется нечто большее, чем рядовой случай.

Отсюда, конечно, не следует делать вывод, что Герасим холодный, расчетливый человек. Нет, природа его характера открыта и естественна. Просто то, что он совершает, он делает в соответствии со своим кодексом чести. Его моральные правила и представления отличаются от нравственных представлений барыни.