Лекции о Достоевском

Допустим, что сущностью человека является его воля («хотение», в терминологии Фёдора Михайлович), допустим даже, что эта воля является свободной, т.е. самоопределяется в актах (действиях) своего самоутверждения, не имея никаких по отношению к себе внешних причин. При всей очевидности допущенного, рациональный, а не чувственный («переживательный») способ исследования (вообще всякого рассмотрения), позволяет задать вопрос, который ни Ф.М. Достоевскому, ни кому-либо ещё не приходил в голову: что означает: «я так хочу!»? По видимости, кажется, что моё свободное «Я» волит нечто (именно то, чего оно хочет). Однако возникает вопрос: само воление (хотение) может ли волиться (хотеться)? Или оно предписано (в моей терминологии – «назначено») самому себе? Неожиданно, правда? Поясню.

Например, когда я говорю:

«Я хочу выпить кофе».

моя воля утверждает (заявляет) об удовлетворении моей жажды.

Другой пример, когда я говорю:

«Я хочу хотеть»

чтo я имею ввиду? Чтo утверждает моя воля в этом случае? По видимости она самоопределяется. И здесь бы можно увидеть даже тавтологию. Но не будем торопиться.

Вот пример ещё одного утверждения:

«Я хочу не хотеть» (или «Я не хочу хотеть»)

Ведь если «я хочу не хотеть», значит «я не хочу хотеть», следовательно, «я хочу не хотеть» и т.д. В результате мы приходим к парадоксу.

Для меня здесь даже не столько важна сама фиксация парадокса, сколько сам факт невозможности «не хотеть» для «хотящего» волюнтариста. А это и означает, что воля человека назначена и, следовательно, внутри самой себя не допускает никакой свободы, т.е. «воля» не может «не волить», если она есть.62 Или совсем кратко: волюнтарист, а значит и герой Фёдора Михайловича Достоевского, не может непротиворечиво сказать: «Вот, хочу не хотеть и всё!». Это означает, что волюнтаризм – или несколько иначе – обоснование свободы человека с помощью «воли» сталкивается с очень серьезными трудностями, обойти которые не так-то просто.

Вопрос: Сводима ли «свобода человека» к «свободе выбора» и предопределённость?

Герои Достоевского неоднократно оказываются в безвыходном положении. Происходящие с ними события видятся им предопределёнными, независящими от их воли и свободы выбора. Достоевский настаивает на том, что человек должен иметь право выбора: между глупым и умным, свободой и необходимостью, между добром и злом. Не прямо, но косвенно он говорит об этом в «Записках из подполья»:

«Но повторяю вам в сотый раз, есть один только случай, только один, когда человек может нарочно, сознательно пожелать себе даже вредного, глупого, даже глупейшего, а именно: чтобы иметь право пожелать себе даже и глупейшего и не быть связанным обязанностью желать себе одного только умного»63.

Почему это право выбора между «глупым» и «умным» так важно для Достоевского? Потому что это право

«…сохраняет нам самое главное и самое дорогое, то есть нашу личность и нашу индивидуальность»64.

По видимости, это действительно так, но само право выбора, т.е. право на выбор, может породить вопрос: не сводится ли свобода для разумного человека к «свободе выбора». В тексте «Записок» Фёдор Михайлович, опять же по видимости, говорит о другом – о «свободе хотения», но и сама «свобода хотения» ставится им на развилке «умное – глупое». И Достоевский настаивает на том, что тот по-настоящему свободен (тогда он и личность, и индивидуальность), кто имеет право желать себе и глупого. Кажется, абсурд: как же может разумный человек желать себе глупости. Это невозможно! Нет, оказывается очень даже возможно. Ведь в случае, если разумный человек будет искать себе только «умного», то получается предопределённость разумного. И где же здесь, в этой предопределённости, свобода? Получается, что ей там не остаётся места! Именно поэтому Фёдор Михайлович и требует право выбора, выбора «глупого», каким бы «глупым» оно ни оказалось.

Конечно, Достоевский не обскурант и оговаривается, говоря, что:

«Хотение, конечно, может, если хочет, и сходиться с рассудком, особенно, если не злоупотреблять, а пользоваться умеренно; это и полезно и даже иногда похвально»65.

Но, однако, это не меняет общей картины и сути дела: