Лекции о Достоевском

Внешне, данная предпосылка кажется очевидной, но именно эта очевидность и скрывает реальное положение дел.

Так вот, оказывается, что не могут «простить» Достоевскому его «просвещённые либеральные критики»!? Они не могут ему простить (или что то же – допустить в нём) его исключительную способность проживать в своём воображении всю глубину переживаний своего героя. Ведь им, «просвещённым критикам» такая способность не дана ни природой, ни высшими силами, а раз им не дана, значит и не может быть дана вообще никому, в том числе и Достоевскому. Всё, круг замкнулся: остаётся только описание личного опыта.

Но эта нелепая предпосылка легко опровергается не только теоретически, но и простыми противоречащими ей примерами. Эдгар По лишь один раз в жизни совершил морское путешествие из США в Англию для получения образования и обратно. Однако он так романтично и правдоподобно описал экспедицию к Южному полюсу, что у любого читателя должно остаться убеждение: без личного участия в аналогичном мероприятии данная работа и написана быть не могла. Однако заметим, что Эдгар По, одновременно, и никогда не плавал к Южному полюсу, и блестяще описал экспедицию к нему. И подобных примеров – огромное множество. А.Н. Островский никогда не топился в омуте, но блестяще описал трагедию несчастной женщины, равно как и Л.Н. Толстой ни сам и никто из его близких не пытались свести счёты с жизнью, бросаясь на рельсы под колёса локомотива, но, тем не менее, он гениально описал трагедию любви с таким печальным исходом.

Думаю, примеров достаточно. А вывод может быть только один: гений Достоевского, его исключительный дар рассказчика и писателя, наконец, его феноменально одарённый ум, заставляют нас, читателей, верить в то, что всё это написано очевидцем, самостоятельно прожившим «сорок лет узником подполья». Заметим, чем гениальнее это повествование, тем сильнее наше ощущение присутствия на «исповеди» очевидца97.

Так уж устроен мир, что европейский человек готов отдать любую плату за способность воображения, а ещё б?льшую – за само воображение чего-либо.

Вопрос: Зооморфное бегство из «подполья»

Итак, для нас должно быть ясно, что все события, происходящие с героями Достоевского – это плод его гениального воображения. Более того, поскольку Достоевский, как уже отмечено выше, обладал феноменально глубоким умом, постольку мы вправе сделать однозначный вывод: Фёдор Михайлович моделировал в своих работах те человеческие черты, которые наблюдал вокруг себя. Следовательно, герой «Записок из подполья» – это тоже модель. Модель, в которой взяты реальные черты какихто реальных людей, затем они абстрагированы от конкретной реальности. К примеру, реальный прототип «сорокалетнего узника подполья» мог не обязательно жить на «окраине», а где-нибудь «в центре», в съёмных квартирах, в доходных домах, мог вполне где-нибудь в трактире, за тарелкой «мяса» и рюмкой водки, изложить Фёдору Михайловичу «горькую свою судьбу». А уж затем из этой «судьбы» было взято самое существенное, да ещё помноженное на двойку-тройку таких же, но уже других изложений, и, наконец-то, это самое существенное отлито умом писателя и его художественным гением в уже идеализированный объект, получивший образно-осязательное «воплощение».

Конечно, мы не можем, да, думаю, и современник Достоевского не смог бы найти в Петербурге точный прототип героя «Записок из подполья», но в то же самое время, и, это – несомненно, в «умышленном городе» – Петербурге существовали тысячи, а может и десятки тысяч таких же точно людей, которые своими чертами походили на героя «Записок из подполья»98. В том нет и не может быть никаких сомнений.

Ну, а раз так, раз «Записки из подполья» – это модель, то значит, Достоевскому было нужно заставить моделируемого им «человека из подполья» взглянуть на мир глазами «мыши». Нельзя сказать, что Фёдор Михайлович здесь предлагает что-то принципиально новое, такие попытки предпринимались уже задолго до него. И, прежде всего – в «Метаморфозах» Апулея. Поражает и другое совпадение: Рим, как и Петербург, также является умышленным городом. Ромул своими ногами (умышленно) определил границы городской стены (её размеры и соотношения).

Рим, так же, как и Петербург, был центром империи, аккумулировав ко II в.н. э. население с численностью более миллиона человек. Рим также был человеконакопителем,