Лёха

– Я могу и ошибаться. Потому – говорили бы вы прямо, без околичностей – устало ответил Берёзкин.

– Мы тута люди простые, чуть ли даже и не из народа – съехидничал Середа.

– Тогда скажу прямо – раз вы не сдались в плен, не остались в деревнях с бабенками и вроде бы не собираетесь в полицию – то нам нужна ваша помощь. У нас есть… эээ… некоторое количество людей, которым не очень нравится германская власть на нашей земле. Беда в том, что большая часть наших людей или имеет несовременный военный опыт, или не имеет военной подготовки вовсе. В лучшем случае – нормативы ГТО, что для серьезных дел мало. Как говорилось в сказочке – и патроны есть, да стрелять не умеют. Потому предлагаем – чем вам за фронтом бегать – примите участие в организации и обучении нашего отряда.

– Хворого до себе Жук забере, скаже, що племінник з Харкова приїхав, до тифом захворів, цієї хвороби німці як вогню бояться, поранений поки в лісі отлежатся. Їжею вас забезпечимо, а ви нас повчіть – добавил серьезно пышноусый.

– И чему я вас научу? Я артиллерист, наводчик – свысока заметил Середа. Лейтенант тем временем думал, прикидывал про себя что-то.

– І танки є і гармати. Тут по лісом і боліт багато чого залишилося – не моргнул глазом мужичок.

– Ясно предложение. А если мы откажемся? – спросил Берёзкин.

– Тогда с вас две винтовки с патронами за мой визит, ну и что еще сможете дать за мешок провизии, который мы вам привезли, в телеге лежит. Табаку, извините, тогда не дадим, самим пригодится. Разумеется, судьба ваших больных и раненых будет решаться вами самостоятельно.

– А если мы вам оставим под расписку? И харчи под расписку заберем?

– Нам ваши расписки не нужны, если уж честно. Нам за них трудодни не начислят.

– То есть отказываетесь помочь рабоче-крестьянской красной армии?

– Отнюдь. Как раз мы хотим помочь РККА. Разрушая активно тыл германской армии. Как это бывало не раз раньше. И поляки, и Карл Двенадцатый, и Наполеон под номером один и Вильгельм под номером два – все они от наших партизан горя хлебнули сполна. И Гитлеру то же светит. Как говорилось в одном романе о жизни в высшем свете – мордой – и в говно! Нам нужны опытные, обстрелянные бойцы и командиры. То есть вы. И как уже было сказано только что – тут по лесам и болотам много всякого разного, с чем мы сами не разберемся.

– Прямо и танки есть? – донеслось с плащ-палатки, на которой лежал танкист.

– И танки есть. Даже тяжелый танк с пушкой сорок пятого калибра – уверенно сказал врач.

– Путаете вы чего-то, такой калибр для пистолета годится, а не для тяжелого танка – мрачно усмехнулся Берёзкин.

– Вполне возможно, что и путаю, вам виднее – легко согласился лекарь. И пояснил:

– Вы военные люди, вас этому учили. Я просто этот танк видел – сидит в болоте по башню. И пушка из башни торчит. Вас смущает еще что-то?

– Да. Кроме того, что нам положено воевать в составе военной структуры, а не партизанщиной заниматься, меня лично сильно смущает то, что я сталкивался здесь с откровенно враждебным или, как самое малое – недружелюбным отношением местных жителей к 'москалям' и 'кацапам'. Помнится мне, что партизанское движение возможно только там, где местные поддерживают. А иначе – кончится все быстро и плохо – хмуро молвил лейтенант. Видно было, что он упорно думает, как быть дальше.

– Скажите пожалуйста, вы в ходе своих скитаний по тылам противника совершали нападения на вражеских солдат и офицеров? – спросил врач.

– Разумеется – удивился Берёзкин.

– Рушниця у них не наше, і кулемет теж дивний, пістолети знову ж – намекнул на свою наблюдательность помалкивавший в разговоре вислоусый.

– Вот видите – победно сказал лекарь – вы уже занимаетесь партизанской деятельностью. Единственно, что мы предлагаем изменить – это взять под свою команду и обучить эээ… несколько новобранцев. Попутно – заметьте – взять на вооружение еще и более серьезные штуковины кроме ружей. Для чего надо разместиться стационарно, получая, что важно – провизию от населения, причем по доброй воле. Конечно, тут есть как и везде и сволочи и мрази и властолюбивые перевертыши. Но народные массы пойдут за теми, кто даст лучшую жизнь. И вот тут советская власть переиграет немцев стопроцентно. Могу вас уверить – уже переигрывает.

– Знаете, я не заметил, чтобы это было так – недовольно оборвал его речь лейтенант.

– Вы просто не видите все это в упор. А мы тут живем. Можете мне поверить – немцы уже сейчас делают все, чтобы настроить все местное население против себя. И дальше будет только хуже – уверенно, как о точно ему известном факте сказал врач.

– Они что, идиоты? – удивился Берёзкин.

– Нет. Они цивилизованные европейцы – непонятно ответил лекарь.

– Извините, я вас не понимаю совершенно – несколько растерянно заявил лейтенант. Семенов про себя подумал, что в общем-то полностью с ним согласен. Лектор из политуправления толковал не раз, что цивилизованность – вещь хорошая, а тут вон как загнуло.

– Видите ли, эта война достаточно обыкновенна. Это типичная колониальная война.

– Вы хотите сказать, что мы – дикари какие-то? – удивился лейтенант.