Лёха

1. Плащ-палатки немецкие – 3 шт.

2. Каски нем. 3 шт.

3. Бачки противогазные 3 шт.

4. Фляги 6 шт.

5. Котелки 7 шт.

6. Примус бензиновый 1 шт.

7. Печка с сухим спиртом 'Эксбит' 1 шт.

Тут заметил, что не записал сапоги, что были в избытке, всякий брезент, одеяла и прочие вещи, например термоса. С термосами была дополнительная сложность – боец не знал, как правильно их записать и опасался обмишуриться. Совсем сложно было с харчами, потому как там Середа откопал и напереводил всякого разного, начиная с пакетиков, содержащих сухой пахучий порошок, но надпись, в чем артиллерист готов был побожиться – гласила, что это 'Маршевый напиток' и кончая упаковками с сухим спиртом, что тоже вызвало непонимание у Семенова. Спирт – сухой?? Особенно удивился, когда Середа походя объяснил, что эти маленькие брусочки словно спрессованного сахара на самом деле – для разогревания пищи и для разжига примуса. Совсем запутал. Не меньше вопросов вызывали и консервные банки без этикеток, а их запасливый немец припас с десяток. Вот одну вчера открыли на ужин – оказались мозги. Что в других – никто сказать не мог. Единственно, что было ясно, что в своем мешке – три шмата сала, да лук-чеснок, а в немецком рюкзаке – свежий хлеб и два круга колбасы. Потом новоиспеченный старшина запнулся о чемодан и вспомнил, что еще и белье надо бы на учет взять, просто голова кругом шла, а времени – то и не было. Окончательно огорчило то, что совсем про аптечку забыл, все пилюли и баночки Середа сложил в жестяную коробку, взятую с брошенного перемотоцикла и теперь по уму надо было б разобраться, но этим заниматься Семенов откровенно побоялся. И категорически не хотелось выбрасывать хоть что. Просто сердце кровью обливалось, потому как за что ни схватись – ну все нужное, если и не сей момент, так завтра понадобится. Только, можно сказать, разбогатели – и на тебе. Так еще и самим себя раскулачивать. Что совсем горько.

Лейтенант возился с ранеными своими, вроде поил – кормил и говорил о чем-то. Семенов подошел поближе, присмотрелся. Оба бойца были какие-то маленькие, щуплые и это было хорошо, окажись тут здоровяки, тащить было б тяжелее. Один лежал совершенно безучастно и его лицо, восковое, с полупрозрачной какой-то кожей, неживое уже, только глаза двигались, Семенову не понравилось, словно со старой иконы лик, не здешний уже, не земной, а потусторонний. Плохо бойцу, отходит уже, пожалуй. Второй, лежавший на животе, отчего ему было трудно пить из фляги, наоборот был живехонький, злой и ругался как заведенный. Как пулемет частил. Ранение у бойца явно было стыдное, в задницу, но тут насмехаться б над ним Семенов не стал, как – никак серьезный семейный человек, не малец несмышленый и уже понимал, что на войне смерть с любой стороны подлететь может. Так бы попало в руку – и был бы как огурец, вот к примеру как бравый Середа, а так – лежи пластом и ни идти, ни ползти. Даже во сне не поворочаться себе в удовольствие. Раненый злобно посмотрел на незнакомого бойца, заранее ощетинился и приготовился ругаться, но морда у Семенова была постная, выражения имела не больше, чем свежеструганная доска и никакого ехидства в свой адрес измученный паскудной раной человек не обнаружил, потому и смолчал настороженно.

– Вот, тащ летнант, написал коротенько – протянул выстраданный литературный труд начинающий писатель Семенов.

Берёзкин невозмутимо листок взял, поставил точки над Ё в своей фамилии, исправил заковыристые слова 'парабеллум' и 'комплект' и спросил:

– Что мы можем тут оставить?

– Жбаны от ихних противогазов, да каски – не задумываясь ответил Семенов, прикинувший, что это железо если и не полпуда весит, то где то около того, а обойтись можно и без них.

– Мало. Что еще?

– А остальное надо, тащ лтнант.

Командир поморщился, старясь это сделать незаметно. Беда была в том, что он и сам был запасливым, несмотря на молодой возраст и сам же приказал еще больше увеличить вес, взяв насос и камеры с битого авто. И тоже натерпелся от лесной нищей жизни. Сам был горожанином, в лесу бывал только на прогулках или за грибами, в семье жил на всем готовом, благо были живы и мама и папа, а в училище курсантам опять же не было печали, о них заботилось начальство. Потому самостоятельный поход по лесу сильно озадачил молодого командира тем, сколько доставил неудобства чисто в бытовом смысле. Весьма надежный боец Усов на одном из холодных ночлегов заболел и стал просто падать на ходу, теряя сознание. А теперь его состояние вообще пугало лейтенанта, видно было, что человек просто умирает. Без ран, без боев, просто простудившись. И так терять хорошего бойца для Берёзкина было нестерпимо и больно и стыдно.

– Ладно, припрячьте это железо. И камеры с насосом тоже. Но чтоб найти можно было.