Лекарь (СИ)

Натянув весьма своевременную обновку, Женька неторопливо двинулся к городишку, размышляя над тем, как сейчас встретят его местные жители. В какой-то момент в его голову забралась отчаянная мысль отомстить недалеким горожанам за своего Тихона, погибшего отчасти и по их вине. Потом эта мысль сменилась более декаденской, заключающей в себе идею сдаться на милость воинственно настроенным обитателям. Однако оба эти направления не пригодились, и Женькины переживания оказались совершенно беспочвенными, поскольку отходчивые нордсвильцы даже и не помнили, за кем охотились пару дней назад, обвиняя во всех неудачах. Впрочем, осторожный Дергачев на глаза не лез, стараясь держаться скромно и незаметно, и возможно поэтому уже к вечеру ему удалось добраться до неструганных бревен нордсвильской набережной. В его основные задачи входило отыскать спрятанный катер, и на этом основные задачи заканчивались, поскольку управлять внушительной посудиной Женька не умел. Оказавшись на берегу, Женька, ежась под порывами сырого ветра, уверенно зашагал в сторону бухты, где почти месяц назад они с Тихоном предусмотрительно оставили чужое украденное имущество. Обойдя берег вдоль и поперек, Женька в изумлении вглядывался в суровые волны и катера не находил. Возможно, в Нордсвилле существовала береговая охрана, которая умыкнула бесхозную лоханку в какой-нибудь штрафной порт, и сейчас, чтобы получить его обратно, требовалось доказать право собственности. Это было бы самым логичным объяснением, которое намекало попрощаться с катером навсегда. А заодно попрощаться и с отчаянной идеей покинуть негостеприимный Нордсвилл. Бесцельные хождения пробудили в Женьке лютый голод, который в его положении можно было унять, прибегнув к давно испытанному способу воровства. Дергачев снова поднялся по бревнам наверх, огляделся и решил подчиниться своему внутреннему варвару, который потянул его в сторону городского рынка, в этот раз весьма оживленного и многолюдного. На тесно расставленных прилавках громоздились корзины с домашней снедью, начиная от огромных гусиных яиц и заканчивая художественно выполненной домашней выпечкой. Женька с грустью вспоминал свои набеги на предгорные деревушки, когда утягивал у зазевавшихся граждан горсти химических концентратов, заботливо таская добычу рассеянному ученому. Тогда полудикий Варвар видел в тихом грустном парне объект неустанной заботы, природу которой никак не мог себе объяснить. Воспоминания сделали Женьку отрешенным и невнимательным, мешая сосредоточиться на главном.

«Эй, сударь! — раздался весьма доброжелательный голос, — всего пара монет серебром и копченая курица ваша! Ну ежели совсем голодный, могу отдать за три медных!»

Сговорчивость местных торговцев обезоруживала, однако в Женькином кармане не было ни гроша, и терять время на пустые сделки не было смысла. Варвар аккуратно сложил товар обратно, и медленно побрел вдоль рядов, равнодушно поглядывая на предложенный ассортимент.

«Теряю хватку», — огорченно думал он, понимая, что для себя одного он ни за что не рискнет стащить ни куска.

В самом конце торгового ряда он натолкнулся на знакомую фигуру, замотанную в немыслимое количество тряпок и лоскутов.

«Приветствую вас, сударь!» — заговорила она, и Женька с изумлением узнал в женщине Тихомиру, у которой колдун Тихон силой мысли сжег последнее пристанище. Тихомира будто бы и не помнила давних обид, продолжая удерживать Женькино внимание.

«Как поживаете? — вела она светскую беседу, не отводя от Женьки ласковых глаз, — избавились, наконец, от своего страшного попутчика? Я всегда говорила, что случайные проходимцы, цепляющиеся в сопровождающие, до добра не доведут. Поговаривают, то чудище разорвали злые стаи. Так удачно сложилось, что он ушел в лес тогда. И я очень рада, что вам удалось сбежать от него!»

Женька, растаявший от ласковой интонации Тихомиры в самом начале беседы, снова напрягся, услышав местную версию их появления в Нордсвилле. Вот почему горожане так снисходительно отреагировали на его повторное появление. Дело вовсе не в их забывчивости и всепрощении. Дело в их желании верить в самые нелепые сплетни и сказки. Впрочем, в этот раз до нордсвильцев дошли весьма проверенные слухи. Женька снова вздохнул, и, не желая продолжать беседу, двинулся дальше, расставаясь с идеей теплого ночлега. Тихомира говорила ему что-то еще, торопливо семеня за своим недавним работником, но вскоре отстала, поняв бесполезность затеи.

Дорога привела Женьку к знакомым стенам местного кладбища, за которыми они с Тихоном скрывались от мнимой погони.

«Довольно! — мысленно рявкнул Женька сам себе, обрывая возникшие вновь грустные воспоминания, — будь мужиком! Тихон был обречен с той минуты, когда обрел страшный облик твари. Рано или поздно его растерзали бы, если не волки, то представители групп реагирования.»