Надя обрадовалась ласке, улыбнулась; теперь отец редко балует ее лаской, а Наде хочется, как в детстве, обнять его за шею, целовать и смеяться. Милый папа, какой он чуткий. Он пришел потому, что ей плохо. У него очень мягкие, как шелк, волосы, и твердые слесарские руки.
— Что же у вас, Надя, произошло с Михаилом? Ты прошлый раз так мне и не сказала, — ласково спросил Николай Павлович.
— Ничего.
— Он нагрубил тебе?
— Нет.
— Вы поссорились.
— Нет.
— Он любит, а ты… — сказал Николай Павлович и замолчал.
Надя не отвечала. Печально глядела в сторону.
— Что ж, пожалуй, это к лучшему, — опять сказал Николай Павлович.
— Почему? — Надя резко повернулась к нему лицом, слегка отстранилась.
Николай Павлович встал. Закурил.
— Видишь ли, не всякого человека можно распознать сразу, некоторого и за десять лет не изучишь. Есть очень Сложные натуры. Вообще человек — наисложнейшее существо. — Николай Павлович понимал, что говорит прописные истины, но все-таки продолжал:- Величайшие психологи не могли разобраться до конца в человеческой натуре, понять всю сложность организма…
— Папа, это ты к чему? — прервала Надя. — Нельзя ли пояснее?
Николай Павлович пытливо взглянул на дочь. Перед ним сидела прежняя Надюша, чуть насмешливая и резкая; и вздернутый нос, капризные губы, серые внимательные глаза — все его, все родное.
— Могу и пояснее, — решился Николай Павлович, — скажу: на Михаила есть компрометирующие материалы.
— А именно?
— Его обвиняют в серьезных грехах… Я прошу, Надя, пусть это будет пока между нами.
— Я не верю! — громко сказала Надя и порывисто
встала. — Не верю, понимаете? Я знаю, в чем его обвиняют.
— Я и сам не верю, — щурясь от смущения, признался Николай Павлович. — Но откуда тебе известно, в чем его обвиняют?
— Анонимное письмо — клевета! Михаил честный человек, кристально чистый! — Надя все повышала голос, и казалось, она вот-вот расплачется. — Нашелся какой-то прохвост, клеветник, надо его привлечь к ответственности. Вон Поклонов как ехидничает. Я могу поручиться за Михаила. И вы, папа, неужели его не знаете! Вы такой умный, чуткий и допускаете клевету на честного человека. Как вам не стыдно?
Говоря, Надя то взглядывала на отца, то отворачивалась к окну и теребила занавеску.
— Что у вас делается в отделении? — продолжала Надя. — Почему вы не наведете у себя порядок? Я не верю, понимаете, папа, не верю! — Голос у Нади задрожал, на глазах появились слезы. — Пусть, пусть чего бы вы на него ни наговорили, как бы ни клеветали, я знаю его, знаю, я все равно его… люблю… — Надя упала на подоконник и заплакала.
— Ну вот, ну вот… — растерянно несколько раз повторил Николай Павлович и вышел из комнаты.
Глава 15
Трусов торопился. Впервые ему было дано серьезное задание, связанное с раскрытием преступления. Он должен был действовать самостоятельно, на свой страх и риск. Трусов ясно представлял себе, как он войдет в квартиру человека — не преступника, но имеющего отношение к убийству, войдет и сразу заметит необходимые детали, которые дадут ему в руки нити преступления. Человек будет отказываться, юлить, но железная логика вещественных доказательств сломит сопротивление.
Переулок, по которому шел Трусов, был глухой и узкий, по обеим сторонам его тянулись бесконечные дувалы с нависшими над ними могучими орешинами и карагачами.
За поворотом дувалы неожиданно кончились, и Трусов увидел два кирпичных трехэтажных дома с балконами и парадными подъездами. Трусов вошел в обширный двор и направился к ближайшему дому. Неожиданно из подъезда выбежали две женщины, одна из них тащила ведро с водой, другая — утюг, и обе истошно вопили:
— Пожар! Горим! Матушки мои!
— Где пожар? — спросил подошедший Трусов.
— В этой квартире… Здесь… — Женщины одновременно указали на окно нижнего этажа. — Родители ушли, там остались только детишки… Двое их… маленькие совсем… Что же делать? Что делать? Помогите скорее! — тараторили женщины.
Трусов заглянул в окно. Комната была полна дыма, рассмотреть в ней что-либо уже стало невозможно; кое-где сквозь дым вспыхивали язычки пламени. Слышался приглушенный плач детей, кашель.
— Дверь открыть надо, — сказал Трусов.
— Не открывается. Она крепкая. Пробовали, — объясняли женщины.
— Пожарных вызвали?
— Татьяна Петровна звонит.
Секунду Трусов стоял, раздумывая над тем, что он может предпринять, потом решительно сказал женщине, державшей ведро:
— Лейте на меня воду!
Женщина с недоумением, молча уставилась ошалелыми глазами на шелковый белоснежный костюм участкового.