Виктор встал и потянулся. Все-таки хорошо иметь отца с положением. Эх, если бы отец был начальником управления!
Терентий Федорович пришел усталый. Пока он раздевался и умывался, Виктор собрал на стол ужин. Это было удивительно, Виктор никогда за ним не ухаживал, и Терентий Федорович, садясь за стол, с недоумением взглянул на сына. Виктор будто не заметил взгляда отца, присел у другого края стола и сказал:
— Я поужинал. — С минутку помолчал и добавил:- Хочу, папа, тебе пожаловаться.
— Что еще? — раздраженно спросил Терентий Федорович. У него вспыхнуло желание закричать, но он подавил вспышку гнева. «Всегда они лезут со своими делами, когда у меня на сердце кошки скребут…»-подумал он с горечью.
— Этот лейтенант Вязов слишком много на себя берет, лезет не в свои дела. Взялся меня воспитывать… — Виктор усмехнулся обиженно. — Ловит меня по ночам и спроваживает домой, будто я маленький и мои родители ничего не понимают в воспитании детей. Я ему сказал, что у меня есть отец и я его уважаю, слушаюсь, а он говорит: «И тебе, и твоему отцу не поздоровится».
— Гм… — Терентий Федорович поднял брови и посмотрел на сына.
— Я, конечно, послушался, ушел, а встреча с товарищем, которого я поджидал (мы с ним вместе готовимся к экзаменам), не состоялась. Теперь он на меня обижается. Еще не хватало, чтобы посторонние срывали мои занятия.
— Может быть, Вязов выполнял задание, а ты ему помешал? — усомнился Терентий Федорович.
— Какое задание?! Просто поджидал… шлюху.
Терентий Федорович положил вилку на стол.
— Как ты, Виктор, нехорошо выражаешься.
— Как хотите, ругайте меня сколько надо, ноя могу из-за таких пустяков и на второй год остаться, — обиженно выпалил Виктор, поднялся и ушел в другую комнату.
Терентий Федорович проводил взъерошенную голову сына ласковым взглядом.
Стоичев беседовал со многими коммунистами, и все они категорически заявляли, что не могут подозревать Вязова во взяточничестве. Честность его ставили в пример. Теперь можно было показать письмо Терентию Федоровичу, рассказать ему о беседах с коммунистами, но было еще не ясно, с какой целью Поклонов возводил клевету на парторга. Выяснить же это было не так легко.
Хотя Николай Павлович и предупреждал коммунистов никому ничего не говорить, слухи об анонимке постепенно распространились. Можно было предполагать, что их распространяет сам Поклонов, и поэтому следовало поторопиться.
Однажды к Стоичеву пришел Трусов. Молодой участковый старался быть в тени, ничем не проявлял себя, а Николаю Павловичу нравились подвижные, умные люди, и он еще не определил своего отношения к молодому участковому. Когда Трусов вошел, Николай Павлович с* интересом оглядел его ладную фигуру, белое лицо с широким румянцем на щеках: здоровье молодого человека так бросалось в глаза, что нельзя было ему не позавидовать.
— Пожалуйста, садитесь, — предложил Стоичев.
Участковый неторопливо сел на стул, посмотрел на край стола и сказал:
— Я, товарищ капитан, случайно услышал об анонимном письме; по-моему, напрасно наводят клевету на Вязова.
— Вы об этом пришли сказать? — спросил Николай Павлович,
— Нет, — тихо ответил Трусов, заметно смущаясь, — ходят слухи, что взятки берет старший лейтенант Поклонов. Ведь это очень плохо, когда ходят слухи, в них надо бы разобраться.
— Кто же распространяет эти слухи?
Трусов покраснел:
— Сказать-то я не могу, дал честное слово молчать.
Некоторые наши работники, товарищ капитан, боятся Поклонова, говорят, он в хороших отношениях с майором, а майор крутой человек…
«Еще новости… Честное * слово дал!»-с неудовольствием подумал Николай Павлович. Он хотел было резко потребовать у участкового, как у коммуниста, сообщить фамилии людей, распространяющих слухи, но сдержался: если Трусов и сообщит фамилии, то те товарищи могут отказаться. И Николай Павлович спокойно задал вопрос:
— А факты какие-либо сообщают?
— Нет, товарищ капитан, не говорят. — Трусов покачал головой. — Правда, я и не выспрашивал особенно-то.
— А вы спросите. Я думаю, вам понятно, какое это важное значение имеет для нас.
— Обязательно спрошу, товарищ капитан. Я все понимаю.
На улице было жарко, а в кабинете душно. Николаю Павловичу захотелось расстегнуть воротник, но перед ним сидел подчиненный, такой подтянутый, даже элегантный, что капитан, уже взявшись было за пуговицы, опустил руку.
— Извините за нескромный вопрос, — сказал Николай Павлович. — С женой вы теперь ладите? Разногласий нет?
Трусов смущенно улыбнулся.
— Нет, товарищ капитан.