Обычно ночами ему чудилось, что хижина затерялась на краю Вселенной. Тихие поскрипывания и шорохи, доносившиеся снаружи, лишь углубляли тишину и усиливали его одиночество. Бывало, что он лежал в темноте на своем мысе и чувствовал себя единственным человеком на всей планете.
Теперь, в присутствии девочек, пространство в стенах его хижины преобразилось. В очаге мягко мерцали угли. Сегодня, как никогда прежде, хижина стала уютным суденышком, плывшим по течению ночи.
Рук выбрал это место, надеясь найти там уединение, но на сей раз ему было радостно, что он не один. Может, он вовсе не одиночка. Такого он о себе прежде не знал. Неужели это свойство всегда таилось в нем и лишь ждало подходящего случая, чтобы проявиться? Или воздух Нового Южного Уэльса так на него повлиял?
Он успел прочитать не больше страницы о большом пальце руки, когда заспанная Тагаран приподнялась на локте и тихо окликнула его:
–
–
Она что, сказала: «потуши одеяло»? Так он и думал. Он поднялся и стал было стягивать с нее одеяло. Вороган не проснулась, но Тагаран схватилась за его край, удивленно и возмущенно уставившись на Рука. По ее лицу пробежала череда мыслей.
–
Свет не дает ей уснуть.
Она так редко допускала ошибки в речи, что Рук решил над ней подшутить – наклонился над одеялом и подул на него, словно пытался затушить пламя. Она улыбнулась, давая понять, что уловила смысл игры.
–
Рук распознал форму прошедшего времени и часть слова, которое вроде бы означало «ошибка». Видимо, она спросила: «Я ошиблась?»
– Да, – шепнул он в ответ, вглядываясь в ее лицо – обернутое одеялом, оно казалось таким детским. – Но людям свойственно ошибаться.
Отец когда-то говорил ему подобные вещи с той же нежностью, что он услышал сейчас в собственном голосе. Рук сомневался, что Тагаран поняла его последние слова, но она уже закрыла глаза, засыпая.
Он снова улегся, накрылся шинелью и задул свечу, с улыбкой думая про ее просьбу «потушить одеяло». Тагаран редко ошибалась, но и он не имел обыкновения шутить над ошибками.
Что ж, быть может на лейтенанта Рука это и не похоже, но для человека, который зовется
Лежа на боку, Рук слушал, как мягко потрескивают и осыпаются угли в очаге и невинно посапывают, забывшись сном, девочки. Их силуэты мерно поднимались и опускались в темноте. Тагаран высунула руку из-под одеяла ладонью вверх, мягко согнув пальцы.
Что это – что за тепло в груди? Рук не знал, как назвать или описать новое чувство, знал только, что оно как-то связано с тем, что Тагаран ночует под его крышей и ее ладонь доверительно повернута к нему.
Свет от углей затух. В хижине стало темно, хоть глаз выколи. Рук знал: скоро поднимется полная луна. Как и много ночей до этого, он встал и укутался в шинель. Сегодня он будет смотреть на луну не как астроном, а как любой другой человек, которому не спится. Нащупав в темноте стол и полку над ним, он достал бутылку бренди, налил себе немного, полагаясь, в основном, на звук, и, прихватив с собой стакан, вышел наружу.
Вокруг лежала сплошная темень да чернота. И только воды бухты шевелились в этой черноте. Никто, кроме астронома, знавшего, куда смотреть, не разглядел бы тусклое свечение на горизонте. Привыкший сидеть в темноте, Рук стал ждать, когда небо озарится светом точно там, где должно. Спиртное его согрело – бренди было скверное, ядреное, но даже им он редко себя баловал.
Над горизонтом полоской света показался тончайший краешек луны. Рук смотрел, как она поднимается, пока ее диск не стал виден почти целиком. Выплыв из-за горизонта, она словно бы распростерлась, цепляясь за землю, точно не хотела подниматься.
Влияние атмосферы, не более, но как же странно и любопытно, что человеческий разум способен узреть в этом красоту! Знание о причинах явления лишь добавляло ему великолепия. Рук готов был сидеть вот так, прикованный к месту, слушая, как над ухом пищат москиты, и ожидая, когда морская гладь расступится и позволит Луне отправиться в свободное плавание по просторам космоса цвета индиго.
Сегодня Тагаран опять его похвалила:
Он заметил у нее привычку искоса бросать на него насмешливый взгляд, когда он долго соображает. За исключением сестры, во всем мире одна только Тагаран не сомневалась, что он умеет смеяться над собой.