— Смените гвардейцев, — указываю на завал. — Работайте осторожно — под обломками попадаются живые. Каждые полчаса прерывайтесь и слушайте, стонут ли где.
— Понял, ваше высокородие! — прикладывает руку к шлему брандмайор. Поворачивается к высыпавшим из машин пожарным и начинает распоряжаться. Вооружившись баграми, те бегут к завалу. Уставшие гвардейцы идут к нам. Полковник командует построение. Смотрю на солдат. Запыленные лица, разорванные в клочья перчатки, кое-где — и мундиры, у многих с пальцев капает кровь. Полковник смотрит на меня.
— Спасибо, братцы! — прикладываю руку к фуражке.
— Рады стараться, ваше высокородие! — звучит негромко в ответ. Вымотались, гвардейцы.
— Ваше рвение не забудут, обещаю. Сегодня вы спасли живую душу. Пусть только одну, но вашим старанием расчищена дорога другим. Вижу, некоторые поранились. Пусть обратятся к врачам — им помогут. Господин полковник, — поворачиваюсь к Гриневу. — Могу ли просить вас, чтобы всем, задействованным на разборке, выдали по чарке водки.
— Распоряжусь, — кивает полковник.
Лица гвардейцев озаряют довольные улыбки.
— Отдыхайте. Дальше будут работать другие.
— Смирно! Направо! Шагом марш!
Гвардейцы уходят. Им навстречу течет стайка девушек в белых передниках с красными крестами на груди. На головах — белые косынки, через плечо у каждой — парусиновая сумка с тем же красным крестом. Возглавляет шествие немолодой мужчина в мундире титулярного советника и значком военного врача на груди. Иду навстречу.
— Титулярный советник Петрищев Николай Петрович, — представляется врач, — начальник курсов медицинских сестер. Привел лучших из них, как мне приказали.
— Очень хорошо, Николай Петрович! — жму ему руку. — Лейб-хируг государыни Довнар-Подляский Валериан Витольдович.
— Наслышан о вас, Валериан Витольдович! Давно мечтал познакомиться. Жаль, что при таких обстоятельствах довелось.
Киваю.
— Государыню нашли? — спрашивает он вполголоса.
— Нет еще. Вот что, Николай Петрович. Оставьте здесь одну сестру, остальных уводите в казармы. Там развернуты полевые операционные.
— Понял! — кивает он. — Кажется, знаю, кого вам оставить. Мадмуазель Полякова!
Из толпы медсестер выходит девушка. Лиза?
— Здравствуйте, Валериан Витольдович!
— Какими судьбами, Ли… Елизавета Давидовна?
— Учусь на хирургическую сестру.
— Лучшая ученица, — улыбается Петрищев. — Оставляю вас, господа! Мадмуазели, за мной!
Уводит сестер. Смотрю на Лизу. Она изменилась. Решительное выражение лица, взгляд уверенной в себе женщины.
— Будете при мне, Елизавета Давидовна. Морфий, шприц, йод, перевязочные средства с собой?
— Да! — кивает.
Хочу что-то сказать, но возникшую было мысль прогоняет крик от завала:
— Живого нашли!..
К полудню из обломков вытащили еще трех уцелевших. Один тяжелый, вряд ли выживет, остальные поломаны, но поправятся. Раненых унесли в казармы. Пожарных сменили прибывшие, наконец, саперы, под командой немолодого капитана в потертом мундире.
Быстро ставлю ему задачу. Кивает и начинает распоряжаться. Работа закипела. Установив разборные краны из привезенных с собою бревен (толковый у них командир, хотя выглядит пентюхом), саперы споро стаскивают с завала крупные обломки и мебель. Сразу видно профессионалов! И снова трупы, трупы… Мужчины, женщины, дети… В дворце жили не только члены императорской семьи: приезжали гости, нередко на прием к Марии шли семьями. Гребаные террористы! Уроды шизанутые! Какой идеей можно оправдать убийство невинных людей? Из-за этого в моем мире я ненавидел фанатиков всех мастей, теперь и здесь буду ненавидеть. Доберусь я до них! Зубами рвать буду!..
— Валериан Витольдович!
Оборачиваюсь — Бурденко. Рядом с ним служанка с подносом. На нем тарелки с бутербродами и стаканы с чаем.
— Перекусите, чем бог послал, а я пока подменю. Все равно заняться нечем. Раненых, которых принесли, мы уже прооперировали.
Золотой человек, Николай Нилович! Душевный! Зову Мишу. Вдвоем быстро расправляемся с бутербродами и чаем. Бурденко тем временем констатирует смерть двух жертв.
Наблюдаем за этим, не переставая жевать. Смертью врача не удивить и аппетит не испортить, она наша вечная спутница.
— Ваше высокородие! — от завала летит перемазанный унтер-сапер. — Государыню нашли. Кажись, живая.
Роняю недопитый стакан на поднос.
— Показывай!
Бежим к завалу. Следом устремляются Бурденко с Михаилом и цесаревич. Решительно останавливаю их у границы обломков.
— Нельзя туда всем. От большой тяжести завал может поползти.
— А я? — умоляюще смотрит цесаревич.
— Вам — особенно. Вы здесь старший и единственный из дома Романовых.
Смотрит недовольно. Плевать! Следом за унтером взбираюсь на самый верх завала.