Лейб-хирург

— Здесь остаются участники спасательной операции. Будете разбирать завалы?

— Вот еще! — фыркает он. — Я промышленник, а не чернорабочий.

— Тогда — вон! Сергей Аполлонович, распорядитесь.

— Иванов, Степанов! Выбросьте его за ворота!

Похоже, полковник нашел, на ком сорвать недовольство. Два дюжих солдата (мелкие в гвардии не служат) берут Гучкова под руки. Тот пытается сопротивляться.

— Можете дать ему по шее! — даю совет.

Один из гвардейцев немедленно ему следует. Потащили болезного…

— Я этого так не оставлю! — кричит уволакиваемый Гучков. — Я вас уничтожу!

Маме своей грози… Прибегает Волховитин с ротой гвардейцев. Быстро управился! Так, непорядок.

= Сергей Аполлонович, необходимы перчатки. Люди руки о камни изорвут.

— У нас только парадные, — растерянно говорит полковник.

— Хоть какие! Не жалейте! Выдадут новые. Голыми руками много не наработаешь. И пусть несут носилки из тех, что мы привезли.

Полковник отдает команду, и отделение солдат бежит к казармам.

— Роту разбейте на два отряда. Один разбирает завал слева, второй справа. Прежде, чем начать, прислушайтесь: не стонет ли кто? Если услышите, направляйте людей к этому месту.

Каждые полчаса будем прерываться на пять минут тишины и слушать.

— Понял, — кивает полковник. — Волховитин, на вас левый отряд. Я командую правым.

Возвращаются солдаты с перчатками и носилками. Наконец-то приступили. Мелкие обломки летят в стороны. Тяжелые кантуют или откатывают. Внезапно один из гвардейцев бежит ко мне.

— Ваше высокородие! Там тело.

Устремляюсь следом и взбираюсь на завал. Из горы обломков выглядывает голова и плечо в мундире. Чина не разобрать — погон припорошен пылью. Пытаюсь прощупать пульс на шее. Сердце не бьется, кожа на ощупь ледяная. У покойников всегда так — из-за разницы температур.

— Мертв. Доставайте и уносите.

— Куда? — спрашивает позвавший меня гвардеец. На его погоне три лычки — старший унтер-офицер.

— Туда! — указываю на Успенский собор. — Кладите на паперти. Священники разберутся.

Покойника достают и уносят. Другие пошли. Мечемся с Михаилом по завалу. Он — слева, я — справа. К сожалению, я оказался прав: пока только мертвые. Мужчины, женщины, мне попалось двое детей: девочка и мальчик. Изломанные, изуродованные тела. Мальчику расплющило голову, девочке — ноги и грудь. Надеюсь, они умерли сразу. Все тела густо присыпаны известковой пылью, лиц не распознать. Работа — заклятому врагу не пожелаешь! Гвардейцы выглядят мрачно, да и мне хреново. Цесаревич бросается к каждому женскому трупу голыми руками пытается отереть пыль с мертвого лица.

Перемазался весь.

— Ваше императорское выслчество, — останавливаю его. — Не нужно так. Отдохните.

Найдем государыню — позовем.

— Как вы ее узнаете? — смотрит исподлобья.

— По Андреевской ленте.

В рабочие часы Мария носит голубую ленту ордена Святого апостола Андрея Первозванного, тем самым подчеркивая, что находится на службе. Такая лента во дворце — только у нее. Взрыв произошел где-то около десяти часов утра, в это время императрица находится в своем кабинете, так что знак ордена при ней.

Михаил кивает и отходит в сторону. Садится на обломок стены и смотрит в землю. Похоже, потерял надежду увидеть мать живой. Как бы в депрессию не свалился — некогда мне с ним заниматься.

— Ваше высокородие! Кажись, живая.

Следом за солдатом взбираюсь на завал. На обломках кирпичных стен повис массивный шкаф. Под ним в щели видно запорошенное пылью женское лицо, губы шевелятся. Жива.

— Осторожно, братцы! Двое пусть приподнимут шкаф снизу, остальные разбирайте здесь.

Начали!

Солдаты работают как экскаваторы — обломки так и летят в стороны. Пыль стоит столбом.

Наконец, дюжий гвардеец осторожно вытаскивает женщину, и на руках сносит ее с завала.

Спускаюсь следом.

— Куда ее? — спрашивает гвардеец.

— На носилки клади.

Склоняюсь над пострадавшей. Она тихо стонет. Так… Голова в порядке, грудная клетка не повреждена, руки в ссадинах, но кости целы… Задираю подол платья. Ниже колен ноги — сплошное месиво. Стопроцентный ампутант. Как она от болевого шока не умерла?

— Санитарную сумку сюда! Живо!

Солдат подносит парусиновую сумку с красным крестом — их доставили вместе с носилками, наверняка Бурденко распорядился. Достаю коробку со шприцем. Скальпелем распарываю рукав платья изувеченной женщины, набираю в шприц морфий и ввожу в вену.

Встаю.

— Несите ее в казармы к врачам! Бережно!

Двое солдат поднимают носилки и уносят. Остальные смотрят на меня.

— Жить будет, — говорю им.

Лица озаряются улыбками. «Живую нашли» — весть облетает спасателей. Они начинают работать еще энергичней. Звук клаксона… К завалу подъезжает пожарный автомобиль. За ним — второй, третий… Из переднего выскакивает средних лет мужчина в мундире цвета морской волны, с узкими золотыми погонами в виде шнура и в бронзовой каске с гребнем на голове. Бежит к нам.

— Кто здесь старший?

— Он, — гвардейский полковник указывает на меня. — Лейб-хирург государыни Довнар-Подляский Валериан Витольдович.

— Я брандмайор Москвы Голощекин Игнат Антипович. Со мной команды из ближайших пожарных отделений. Что нам делать?