Малиновка рассказывала своим деткам о чудесном дне, в который были сотворены все птицы, и о том, как Господь назвал одну из птичек малиновкой и что заповедал ей: каждая малиновка, начиная с той, что сотворил Господь в райском саду, передавала своим птенчикам эту грустную историю.
– Подумайте, – печально закончила мать свой рассказ, – прошло столько лет, множество цвело роз за эти года, множество птичек вылупилось из яичек, – так много, что невозможно всех их сосчитать, – а бедная малиновка до сих пор скромная серенькая птичка, ей до сих пор не удалось заслужить красную грудку!..
Птенчики со вниманием слушали песню матери. Когда она кончила, один из них спросил, не старались ли уже чем-нибудь заслужить эту награду малиновки, которые жили раньше их.
– Все мы старались, – ответила старая малиновка, – но до сих пор никому из нас ничего не удалось. Самая первая малиновка, что жила в раю, вскоре полюбила другую птичку так горячо, что почувствовала, точно пламень зажегся в груди. «Я знаю, – подумала она, – чего ждет от меня Создатель: Он хочет, чтобы я так горячо любила, чтобы пламень любви отразился на моей груди и окрасил перышки в красный цвет». Но мечты ее были напрасны. Как ни пламенно она любила, перышки на груди ее по-прежнему оставались серыми. Ни одной малиновке не удалось до сих пор заслужить этой награды, не удастся и вам.
Птенчики приуныли; им было жаль расстаться с мечтой о красной грудке, которая сделала бы их такими нарядными! Унылый писк послышался из гнезда.
– Мы долго надеялись на голос, – снова заговорила старая малиновка. – Еще райская малиновка пела так, что восторг вдохновения охватывал все ее существо. «Песня! Вот чем заслужу я награду от Создателя», – мечтала она. Но и песней не удалось ей, как и всем другим малиновкам, заслужить награду Господа, не удастся и вам…
Снова послышалось из гнезда унылое щебетанье, похожее на хныканье.
– Мы надеялись на наше мужество и отвагу, – продолжала старая малиновка. – Первая малиновка, что жила в раю, не раз вступала в борьбу с птицами, гораздо более сильными, чем она, и грудь ее загоралась восторгом отваги. «Ах! – думала она. – Мои перышки, верно, должны окраситься пламенем восторга и отваги, которые я испытываю, когда лечу в бой». Но она ошиблась, и не заслужила награды, как не заслужите и вы.
Птенчики пищали и жаловались, они были страшно огорчены, что прелестные красные перышки не будут принадлежать им; они защебетали, что все-таки попробуют попытать счастья, но мать стала уверять их, что все труды в этом отношении будут напрасны. Как могут они надеяться заслужить великую награду, когда столько поколений малиновок не могли ничем заслужить ее? Чем могут они проявить себя, если не уменьем любить, искусством бороться, и что могут…
Старая малиновка вдруг замолчала, не окончив слов; из ворот Иерусалима показалась толпа людей, и все они стали подниматься по холму, на вершине которого было гнездо малиновки.
Тут были и всадники на статных конях, и воины с длинными копьями, палачи с молотами, священнослужители, судьи, плачущие женщины и множество праздного любопытного люда, жадного до всевозможных зрелищ.
Маленькая серая птичка, вся трепещущая от страха, сидела на краю гнезда; она с ужасом ждала, что вот-вот толпа народа сомнет куст шиповника и раздавит ее птенцов.
– Будьте осторожны! Не жмитесь друг к другу! Не пищите, сомкните свои клювы, чтобы вас не было слышно! – заботливо щебетала напуганная мать. – Спрячьтесь поглубже: лошадь может задеть гнездо копытом! Ах! Если бы свернул немного в сторону этот воин в тяжелых сандалиях!
Вдруг птичка умолкла. Она точно сразу забыла об опасностях, которые со всех сторон грозили ее детям.
Через мгновение она бросилась в гнездо и поглубже уселась в нем, широко распустив крылья, накрыв ими птенцов:
– Это слишком ужасно! – промолвила она. – Я не хочу, чтобы вы видели, как будут распяты на крестах трое осужденных!
Она притихла, и птенчики, глубоко скрытые под ее крыльями, не видели даже солнечного света; до них доносились удары топоров, гул, плач и ропот толпы.
Малиновка широка раскрытыми от ужаса глазами наблюдала, как совершалась казнь. Она не могла оторвать взора от несчастных осужденных.
«Как жестоки люди! – думала птичка. – Мало того, что они осудили этих несчастных на страшные мучения крестной смерти, они еще возложили на Одного из них венок из колючего терновника! Я вижу, как терние впилось в Его чело и как струится кровь по Его лицу. Неужели этот Человек мог совершить какое-нибудь злое дело? Он так прекрасен, взор Его так ласков и кроток, несмотря на страшные муки; Его нельзя не полюбить с первого взгляда. Мне так тяжело смотреть на Его страдания, как будто острая стрела пронзает мое сердце!»
Все большая и большая жалость охватывала малиновку, когда она всматривалась в Страдальца в терновом венце.
«Будь я как мой брат орел, – думала птичка, – я вытащила бы своим мощным клювом гвозди из Его рук и ног и ударами крыльев разогнала бы всех, кто осмелился причинить Ему боль!»