От этого исчадья сатаны.
Уходят.
Входит Педро.
Педро. Мой господин велел передать эту записку прекрасной сеньоре Лауре. Она еще молится в церкви. Как бы половчее это сделать!
Из собора выходит Фабио.
Педро и Фабио.
Педро. А, Фабио! Вот где мы с тобой встретились, земляк! Давненько я тебя не видел...
Фабио. Да, уж года четыре...
Педро. И, судя по твоей здоровой роже, я вижу, что ты сыт... Ну, как твои делишки? Чем промышляешь?
Фабио. Да вот купил недавно гостиницу на большой дороге, недалеко от города.
Педро. Вот как? Какого же рода эта гостиница, или, вернее, каким родом ты обираешь посетителей?
Фабио. Ты по-старому все скалишь зубы, а, право, у меня недурно: провизия свежая, вино старое, хорошее, дочка красивая и приветливая... Все хорошо устроено... Бывают музыканты, певицы, танцовщицы; кто хочет играет в карты...
Педро. А, понимаю! Значит, у тебя просто притон, в котором могут с доброго христианина содрать кожу...
Фабио. Что ты, что ты! За кого же ты меня принимаешь?
Педро. За большого плута... Да ты не бойся! Теперь, когда я узнал, что у тебя за гостиница, можешь быть уверен, что мой господин скоро тебя навестит.
Фабио. А ты у кого теперь служишь?
Педро. У Дон Жуана де Тенорио.
Фабио. Слышал, слышал. Говорят — веселый господин.
Педро. Да, веселый; но только с таким господином, как мой, надо иметь четыре ноги, чтобы всюду поспевать и не уставать.
Фабио. Говорят, он большой охотник до любовных похождений?
Педро. Да и какие похождения! Ужас! Сегодня мы соблазняем жену благороднейшего сановника; завтра — дочь какого-нибудь жида, которая сидит за десятью замками. Послезавтра лезем через монастырскую решетку и, в то время как я отбиваюсь от собак, он уверяет какую-нибудь хорошенькую монахиню, что, кроме любви, все вздор и чушь... Мы ни перед чем не останавливаемся: даже перед невинностью! Совести у нас никакой нет! Сколько мы соблазнили этих слабых созданий — просто не перечтешь! Конечно, это не всегда доставалось ему даром: для самой чистой любви нужны деньги, и поэтому мы мотаем их без всякой жалости.
Фабио. Скажите, пожалуйста, какой прекрасный господин!
Педро. Ты находишь? Впрочем, уж чего же прекраснее для таких мошенников, как ты! Но хорошо, если бы наши истории стоили только одних денег… Но дело в том, что эти господа, у которых он отнимал женщин, дьявольски сердились… Честь и ревность - это, приятель, такие чувства, которые нас доводят до драки. Недаром благородные господа сравнивают честь с глазом, который невольно начинает мигать, когда в него что-нибудь попадёт… А мой господин у многих сидит в глазу... Вот почему мы то и дело пускаем в ход шпагу… А ты ведь понимаешь, чем это кончается?
Фабио. А отчего не жалуются королю?
Педро. И жаловались! Да что ж из этого? Король придумал средство: приказал нам жениться... Что он мог больше сделать? Жену мы вскоре оставили отдыхать в Валенсии,
а сами — сюда. Отсюда вскоре нас опять выслали в Толедо. Пожили мы там три месяца, а потом получено было, благодаря хлопотам нашего дядюшки, разрешение вернуться в Севилью, вероятно, в награду за хорошее поведение. Король нам сделал выговор и пригрозил в случае чего изгнанием из Испании; но и это, кажется, не действует...
Фабио. Что же? По-прежнему безобразничает?
Педро. Даже более, чем прежде... И что мне теперь не нравится, так это то, что в нем пропадает прежняя беззаботность... По временам он как будто о чем-то думает и, знаешь, этакое... беспокойство...
Фабио. Может быть, он подумывает, как бы исправиться?
Педро. Эка ты хватил! Исправиться! Нет, тут что-то другое, чего я в толк не возьму... Вижу только, что он стал нетерпелив и переменчив...
Фабио. Да ведь он и прежде был такой?
Педро. Такой да не такой! Прежде во всем этом был какой-нибудь порядок, а теперь никакого порядку... Например, он приказал сейчас передать любовную записку
одной прекрасной сеньоре; объяснение самое пламенное, но возможно, что он теперь о той же любви говорит уже другой; а эту позабыл, не успев еще даже ее хорошо запомнить... Вообще, черт знает что такое...
Из собора выходят донья Лаура и Серафина.
Однако я с тобой заболтался, а мне надо еще исполнить его приказание.
Фабио. Ну, прощай, любезный земляк! Надеюсь вас увидеть у себя...
Педро. Надейся, надейся! Прощай!
Фабио уходит.
Педро, донья Лаура и Серафина.
Педро (
Лаура (
Серафина. Какая дерзость!
Лаура. Дай этому слуге дукат и расспроси его хорошенько.
Серафина. Не будет ли это неосторожно? Посмотрите, какое у него дерзкое лицо... Не лучше ли оставить? Слишком много для него чести... Вспомните нашу поговорку: не для ослиной морды создан мед...
Лаура. Без советов! Я тебе приказываю!
Серафина. Что же его спросить?