Легенда о гетмане. Том I

Возмужавший Богдан, участвовал с королевичем Владиславом в известном походе на Москву, выполняя при нем обязанности гонца для особых поручений. Не раз королевич посылал его из Тушино с письмами в лагерь Сагайдачного, где молодой Хмельницкий познакомился со многими казаками в окружении запорожского гетмана. Особенно он пришелся по душе генеральному есаулу Михаилу Дорошенко и сдружился с его сыном Дорофеем. Казацкая вольница привлекала Богдана. Среди казаков он чувствовал себя своим. Здесь не было чинопочитания, заискивания, наушничества. Все — от простого товарища до гетмана запорожского относились друг к другу как равноправные члены одного большого коллектива. В этом боевом казачьем братстве гетман был первым среди равных себе.

По возвращению из московского похода набравшийся боевого опыта Богдан узнал от отца, что Жолкевский выступает на помощь молдавскому господарю Грациану против турок и решил присоединиться к нему. К тому времени Сагайдачный также возвратился из Москвы в Киев и многие запорожцы оказались не у дел. Энергичный и предприимчивый Хмельницкий буквально за считанные дни собрал из их числа человек триста волонтеров, с которыми и прибыл к Жолкевскому. Суровый полководец принял его благосклонно, но ввиду его молодости общее командование волонтерами возложил на Михаила Хмельницкого, против чего не возражал и сам Богдан.

В неудачном для поляков сражении, где погиб Михаил Хмельницкий, его сын получил тяжелое ранение и был взят турками в плен. Вначале он оказался в Константинополе, затем попал в Крым. Любознательный юноша не только выучил турецкий и татарский язык, но изучил нрав и обычаи людей, с которыми свели его превратности судьбы.

Простым феллахам и в Турции жилось не сладко. Крестьянский труд вообще тяжел. Однако в отличие от Южной Руси, где польский пан был владыкой над жизнью и смертью своих холопов, простые турки находились под защитой закона, который не позволено было никому нарушать. Если человек выполнял его требования, платил налог и соблюдал шариат, его нельзя было продать в рабство, согнать с его земли, а тем более избить или ограбить. Такие действия султанской властью признавались разбоем и тяжко карались. Нравилось Хмельницкому и то, что в Османской империи не существовало потомственного дворянства, передаваемого из поколения в поколение. Турецкие вельможи получали свои посты за определенные заслуги, но предавать их по наследству не могли.

Два года пробыл Хмельницкий в плену, затем при содействии Михаила Дорошенко, был выкуплен запорожцам и вернулся в Чигирин. Здесь он добился в зачисление в реестр и стал жить жизнью простого казака, которая его вполне устраивала, хотя с годами он все больше осознавал, что по качествам своего ума достоин большего. Свои честолюбивые мысли Хмельницкий тщательно скрывал, понимая, что простому казаку в Речи Посполитой признания не добиться и постепенно смирился с этим, хотя в душе его все чаще поднимался протест против того бесправия, который вынужден был терпеть малороссийский народ. Но, конечно, ни на какое противостояние властям он бы не решился, если бы его к этому не вынудил Чаплинский и его покровители…

Сразу после выхода из Сечи, Хмельницкий направил далеко в степь татарский отряд и часть казацкой конницы с приказом задерживать все польские разъезды, которые коронный гетман высылал в степь. От захваченных в плен поляков запорожский гетман узнал о готовящемся выдвижении против него коронных сил и о том, что реестровые казаки поплывут по Днепру.

— Вот она — помощь по воде с севера, — вдруг пришла ему в голову мысль. — Пророчество, кажется, продолжает сбываться, важно не упустить предоставленный судьбой шанс.

Он приказал срочно разыскать Ганжу и прислать его к нему.

— Послушай, Иван, — сказал он, положа руку на плечо полковнику, — реестровики поплывут по Днепру на байдарах, это примерно четыре тысячи казаков, таких же обездоленных сиромах, как и мы. Неужели они поднимут оружие против своих братьев-запорожцев?

Ганжа посмотрел в глаза гетману:

— Добровольно нет, а прикажут — поднимут.

— То-то и оно, — согласился Хмельницкий, — что, если прикажут. А вот, пока с ними нет ляхов, не попробовать ли перетянуть их на нашу сторону?

Ганжа понял мысль Богдана и скупая улыбка озарила его обычно хмурое лицо.

— Хорошо, батько, — сказал он, — сейчас же сам выеду в дозор к Днепру. Остановятся байдары не прежде, чем у Каменного Затона, когда выйдут из ущелья, там я их и буду ждать. Но не мешало бы отвлечь ляхов, чтобы они не смогли соединиться с реестровиками, когда те выйдут на берег.

— Об том и я уже подумал, — согласился гетман, — придется немного изменить наши планы.