Легенда о гетмане. Том I

С наступлением рассвета запорожцы возвратились к себе, подсчитывать трофеи. Вылазка прошла успешно, потерь практически не было. Оставшись без продовольствия и челнов, солдаты гарнизона упали духом, а в рядах реестровиков началось брожение. Воспользовавшись этим, Хмельницкий, спустя несколько дней, глубокой ночью совершил новое нападение на Сечь. Польские драгуны во главе с офицерами обратились в бегство, а реестровые казаки перешли на сторону запорожцев.

Захват Сечи, а главное арсенала, в котором находилось около сотни пушек, запасы ядер, свинца и пороха, поднял боевой дух казаков и укрепил их веру в своего предводителя. Казаки переселились в свои курени, оставленные ими после размещения на Запорожье польского гарнизона. Богдан, опасаясь нападения поляков, в первую очередь занялся фортификационными работами, стремясь превратить Микитин Рог в неприступную крепость. Укреплялся и расположенный рядом остров Бучки, имеющий более выгодное расположение. По всему Запорожью кипела работа, никто не оставался без дела.

Старому и опытному канониру Чарноте было поручено заняться формированием пушечного обоза. Это был бывалый казак, которого сразу после гибели Михаила Дорошенко под Кафой запорожцы избрали своим кошевым атаманом. Чарнота снова повел их в поход на Перекоп, но взять его тогда не удалось. Потеряв несколько тысяч человек, казаки вернулись назад на Запорожье. Вскоре новым кошевым атаманом был избран Тарас Трясило, но в неудаче крымского похода Чарноту никто не обвинял. С тех пор он так и осел на Сечи, и уже лет пятнадцать командовал казацкой артиллерией. В помощь ему Хмельницкий выделил Тимофея Носача, который тоже проявлял склонность к ремеслу канонира.

После этой пусть и небольшой, но первой победы над поляками, наказной гетман и старшина сосредоточили свои усилия над решением других более важных задач. Прежде всего, кошевой атаман непрерывно отправлял на волость гонцов, созывая запорожцев на Сечь. Хмельницкий назначил Петра Дорошенко писарем своей канцелярии и тот с утра до поздней ночи писал его универсалы с обращением ко всему населению края, призывая становиться под знамена восставших. Ганжа, который стал начальником казацкой конницы, отправлял с гетманскими универсалами гонцов города и местечки Украйны. В это же время на Сечь из разных мест стало поступать заказанное ранее Хмельницким обмундирование и оружие. Народ валил на Запорожье толпами со всей Украйны, и куренные атаманы сбились с ног, формируя новые курени и обучая азам военной науки новобранцев, большинство из которых к военному делу были непривычны.

Как-то вечером в середине января, Лутай, сидя за столом в своем курене и посасывая как обычно, потухшую трубку о чем-то глубоко задумался. Хмельницкий, вошедший в это время курень, и также присевший к столу понял, что тот чем-то озабочен и вопросительно посмотрел на него. Кошевой вытащил трубку изо рта и, постукивая чубуком по столу, негромко произнес:

— Беспокоит меня краковский каштелян…

Хмельницкий пожал плечами:

— Коронный гетман и меня тревожит, но что мы можем сделать? Не надо быть пророком, чтобы предсказать его действия заранее — с наступлением весны он двинет свои войска на Сечь, чтобы раздавить бунт в зародыше. Потоцкий — воин знатный и военного опыта ему не занимать. Он будет стремиться не допустить нас на Украйну, чтобы там не вспыхнул пожар народной войны.

— Вот и я о том же, — согласно кивнул головой Лутай, — а у нас практически нет конницы, да и настоящей пехоты жменька. Побьет он нас, как Бог свят, побьет!

Хмельницкий задумался, подперев подбородок кулаком. Кошевой высказал то, о чем и сам он часто думал в последнее время. Ему было понятно, что уже ранней весной коронный гетман двинется к Сечи и постарается стереть ее с лица земли вместе со всеми казаками.

Вдруг его осенило: надо попытаться задержать краковского каштеляна и оттянуть время. Он пододвинул лист бумаги, макнул в чернильницу гусиное перо и стал быстро набрасывать текст письма к Потоцкому: «Ясновельможный, пан великий гетман Короны Польской, мой милостивый господин…»

Строчки сами собой ложились на бумагу ровными рядами. Увлекшись, Богдан жаловался на притеснения Чаплинского и нанесенные ему подстаростой незаслуженные обиды, уверял Потоцкого в своей преданности лично ему и Короне. Бегство на Запорожье он объяснял не тем, что опасался ареста, а что, попади он в руки Чаплинского, тот бы его предал смерти без суда и следствия. В конце письма он довел до сведения коронного гетмана, что Сечь не имеет намерения бунтовать, а направляет к его королевской милости депутацию с просьбой возвратить казакам их старинные права и привилегии. Подписался Богдан не как наказной гетман, а как войсковой товарищ.

Лутай, ознакомившись с текстом письма, скептически усмехнулся:

— Ты, думаешь, он такой дурень, чтобы поверить этим сказкам?

Хмельницкий бросил на кошевого лукавый взгляд:

— Он не поверит, другие поверят.