Ледовый десант

Бывшие пограничники и партизаны, а теперь солдаты артиллерийского дивизиона Максим Колотуха, Терентий Живица, Андрей Стоколос и бывший моряк Василий Волков старательно обследовали коридор между двумя немецкими дивизиями. Скорее не коридор, а трещину, щель между позициями двух подразделений. Ею оказался овраг, по дну которого протекал ручей. Берега его были обрывисты, поросли терном и шиповником. Листья кустарников в те последние дни золотой осени казались маленькими огоньками.

На склоне оврага находился дзот. Расчет его ходил за водой к ручью. Разведчики установили, что дважды за водой спускался один и тот же немец; ему хорошо была известна тропинка среди противотанкового и противопехотного минных полей. Колючая проволока возле ручья обрывалась. Значит, по дну ручья нетрудно будет пройти за проволоку. Берега крутые. Если вдруг вспыхнет осветительная ракета, можно пригнуться и прикрыться их тенью. Да и вообще по дну ручья идти надежнее, чем через колючие кусты.

Ясное дело, в позднюю пору ночи часовых у немцев будет вдвое или втрое больше, а их, разведчиков, только четверо. Но союзником им станет расслабленность часовых. Они будут переговариваться, курить, вести себя беспечно. Их же на посту много. Кто-то пойдет по нужде…

Как только стемнело, под прикрытием вражеского артобстрела разведчики подобрались к исходному рубежу и стали ждать глубокой ночи.

Им было холодно даже в фуфайках и в шапках-ушанках — дул пронизывающий северный ветер. До Октябрьских праздников оставалось еще три недели, когда красноармейцы переходили на зимнюю форму одежды, если судить по мирным годам. Но война круто изменила весь уклад мирной армейской жизни.

Ушанка в разведке удобная вещь: надежно сидит на голове, не то что пилотка или фуражка. Сапоги бойцы подвязывали веревками, чтобы не увязали в грязи. Так делали и разведчики-парашютисты — за два года и четыре месяца войны Колотуха и Стоколос побывали ими дважды. Бывало, что сапоги слетали с ног, когда парашютист покидал самолет.

Перед выходом на захват «языка» старшина Колотуха весь день прислушивался и присматривался к бойцам: не чихает ли кто-нибудь из них, не кашляет. Подошел к Василию Волкову — с ним он подружился еще на пароме деда Романа Шевченко, когда форсировали Днепр, — и серьезно, будто врач-терапевт, спросил:

— Дышать через нос умеешь?

— А как же! — удивился севастополец.

— Ничего тут удивительного нет. Чтобы не схватить насморк, надо дышать через нос. Насморк — это предатель. Он может в любой миг выдать разведчика врагу. Понял?

Василий в ответ улыбнулся, молча кивнул.

Капитан Заруба советовал Колотухе взять с собой человек восемь. Но Максим возразил:

— Дело не сложное. Можно обойтись и вчетвером. Только бы добраться к немцам незамеченными.

Заруба не стал настаивать.

— Чего, Андрей, на звезды засмотрелся? — шепотом спросил Колотуха Стоколоса. — Хочешь через звезды с Лесей перемолвиться?

— Что ты понимаешь в этом, Максим, славный потомок пустозвонов-говорунов? — с иронией ответил Андрей. — Я по звездам определяю, сколько сейчас времени.

— Ну и что? — отозвался Волков. — Наверное, уже перевалило на четвертый час.

— Почти перевалило. Через сорок минут будут меняться часовые.

— У нас еще есть четверть часа. Проверьте ножи, автоматы, гранаты. И чтобы ничего не звякнуло, не брякнуло, — предупредил Колотуха.

— Есть! — ответил за всех Терентий Живица.

Андрей Стоколос отыскал в небе Лесины и свои звезды. Их четыре: звезда Надежда, звезда Счастье, звезда Любовь и звезда Юность.

«Пусть будет Юностью самая яркая звезда в созвездии Большой Медведицы! — сказала Леся в ту последнюю ночь перед войной на берегу шумного, бурного Прута. — Она никогда не сгорит! Правда?..»

Звезда все еще светится. А юность их сгорела в огне боев. Вернее, сгорела не вся. Но и конца войне не видно. И в любую секунду и Лесина юность, и его может догореть, оборваться.

«А звезда Любовь в том же созвездии, что и звезда Юность. Это Полярная звезда! Она извечно показывает дорогу людям, ведет их к желанному берегу, к оазису в пустыне…»

«Ты сама — звездочка!» — прошептал он тогда.

Мысли Андрея перенеслись в село на берегу реки Белая. Вспомнилась бабушка София.

«Проклятая стратегия! Не могли сразу рвануться вперед! Застряли. Какие жестокие были бои! Но не удалось прорваться дальше. А до села каких-то несколько десятков километров отсюда!» — Андрей сердился и на свое командование, и на себя, будто от него тоже зависела эта остановка.

«Милая бабушка! Кто теперь будет рисовать цветы? Ты надеялась на Таню. А она… Какой же ты, Гитлер, людоед! И ты, и твой Вассерман убили чудесную художницу Софию Шаблий! А еще считаете себя живописцами!..»

По телу Андрея пробежала дрожь, в ушах зазвучали слова бабушки Софии, которые передала партизанам Таня: «Люди! Это они меня за Сталинград!..»