— Разобьешься… — раздались голоса женщин.
— Пусть погибну! Но так жить больше не могу! Помогите, сестренки.
С помощью женщин Надежда подтянулась на руках к оконцу. Худенькое тело без помех протиснулось сквозь щель.
— Прощайте, милые! — крикнула Надежда и прыгнула на железнодорожную насыпь.
Минуты через две эшелон остановился. Мимо вагонов, к хвосту поезда побежали, ругаясь, солдаты.
— Это за Надей! — с испугом вскрикнул кто-то из женщин.
Вдруг застрочили автоматы и пулеметы, загрохотали взрывы гранат.
— Партизаны!
— О, донерветер! — послышались голоса конвоиров эшелона.
Кто-то открыл дверь «телятника». В вагон ворвались свет и свежий воздух.
— Выходите, товарищи! Вы свободны! Освободили вас партизаны отряда Гаврилы Хуткого.
— Так вы и есть Гаврила Хуткий? — спросила одна из женщин.
— Я Терентий Живица.
— Господи!.. Только что выпрыгнула из окна Надя Калина. Она не раз вспоминала своего брата Живицу, пограничника. Может, вы ее брат?
— Да, я ее брат, — сказал Живица.
— Бегите, хлопцы, по колее. Она упала где-то недалеко!
— Беги, Терентий! Спасай свою сестру!
Живица побежал вдоль вагонов.
— Надя! Надя!..
— Я здесь, Терентий! — послышался из кустов слабый девичий голос.
16
Ветры разогнали тяжелые, лохматые тучи. На синем небе наконец-то появилось солнце.
Ясная погода принесла партизанским отрядам генерал-майора Василия Андреевича и беду. Не успели бойцы штаба, артдивизиона и трех отрядов после тридцатикилометрового марш-броска за последнюю ночь стать лагерем неподалеку от хутора, как тут же прилетели немецкие бомбардировщики.
От взрывов бомб разлетались в щепки повозки. Испуганно, безумно ржали кони, вырываясь из оглобель. Стонали и кричали раненые.
Василий Андреевич упал возле толстого пня. Рядом с ним упали Леся Тулина, ординарец Микола Гуманец. Чуть поодаль — редактор областной газеты Коровайный, бойцы штаба.
Лишь Надежда Калина стояла как вкопанная, даже берет сняла.
— Надя! Ложись! — крикнула Леся.
Но Надежда в ответ даже не шевельнулась. Василий Андреевич вскочил, обнял правой рукой Надежду за плечи, упал вместе с нею на землю. И сразу же почувствовал сильный удар в плечо. Пальцы нащупали горячий осколок, пробивший фуфайку. «Повезло! — облегченно вздохнул Василий Андреевич. — Осколок ударил плоской, а не острой стороной». Ему подумалось, что Надя считает его трусом, и он сказал, словно оправдываясь:
— Ты столько натерпелась в плену, пережила. Зачем подставлять себя осколкам? Мы тут все за тебя в ответе перед твоим братом. Правда, Леся?
— Правда, Василий Андреевич, — отозвалась Леся.
Когда самолеты улетели, Надежда испуганно воскликнула:
— Вас ранило, Василий Андреевич? В ту руку, что заслонила мою голову?
— Чепуха. Комком земли ударило в плечо, — ответил спокойно генерал. — Что это за повозка, опрокинувшаяся в лужу? — спросил он у своего ординарца.
— Подвода Коровайного. С газетами.
— Газеты намокли?
— Немного. Подсушим, — сказал подбежавший редактор.
— Осколок ударил в правое плечо? — шепотом спросила Надежда Василия Андреевича. — Это из-за моей неразумной головы.
— Оставь про свою голову, Надя, — махнул рукой генерал. — Ударил комок земли, и только. На этом хуторе мы остановимся. Идите с Лесей к крайней хате. Там будет штаб. Сварите что-нибудь горяченькое бойцам.
— А остальные пять хат? — спросил ординарец.
— Скажи медикам: пусть занимают под санчасть четыре хаты. Пятую — под радиоузел.
— Есть! — козырнул ординарец. — Наконец-то за две недели под крышей побудут раненые.
— Леся! Пора начинать радиосеанс с кавалерийским корпусом. Быстренько разворачивай свою «музыку». Создается такое впечатление, что они уже выдохлись и приостановили наступление. И это тогда, когда мы возле Цумани, в трех десятках километров от Ровно, — недовольно сказал генерал.
— Бегу, Василий Андреевич! Чувствую: сегодня мне придется не только принимать, но и передавать. Буду работать в хате, чтобы не мерзнуть здесь, под открытым небом, — ответила Леся.
Василий Андреевич вошел в хату-штаб. Возле печи хозяйничала Надежда. Пахло разваренным пшеном и жареным луком. Запахи щекотали ноздри.
— Кажется, пахнет не только пшеном и луком, — прищурил хитровато глаза Василий Андреевич.
— Ваш ординарец Микола две курицы принес. Говорит, у немцев конфисковал на шоссе. Кулеш будет на славу, — ответила Надежда. — Давайте я зашью дырку на вашей фуфайке.
— Это мелочь, Надежда!
В хату вошел Гаврила Хуткий.
— Чую, тут кулеш варят! — вместо приветствия сказал он.
Генерал обнял Хуткого за плечи.
— Рассказывай.
— Товарища Клауса Дилинга передали своим людям, как того и требовал Шаблий. Видели бы вы, как он прощался с Терентием. Оба плакали. Вот вам и враги на Днепровском плацдарме…
— Спасибо, что выполнили это задание. Клаус должен помочь нашим войскам, когда мы перейдем границу, — сказал генерал. — Как там подпольщики? Как обстановка в Ровно?