Наутро[240] мы продолжали плавание уже с меньшим успехом, ибо щель сделалась очень узкой и крайне извилистой. Мы, наконец, оказались в сплошном торосистом льду[241] и дальше двигаться не могли. Так прошло несколько дней, после чего лед, казалось, как будто ослаб. Мы стали вновь продвигаться по направлению к берегу Новой Земли, но работа начала по временам давать самые ничтожные результаты.
С полного хода ударяли мы в торосистое поле и проходили всего лишь 10–15 сажен. При втором ударе мы, ранее чем прикоснуться к крайнему льду, ударяли в кашу разбитого льда, которая сильно задерживала ход, уменьшая этим самым удар. Поэтому чистого льда мы разламывали не более 6–8 сажен. При третьем набеге по тем же причинам результат был еще меньше, и, наконец, после 10-го или 20-го удара мы едва доходили до твердого льда, тратя всю энергию на бесполезную работу спрессовывания каши разбитого льда. Эта каша очень плотная, и когда корабль отступает назад, то она всплывает на поверхность, представляя из себя ровное снежное полотно.
Надо было придумать что-нибудь для того, чтобы уменьшить компактность этой снеговидной массы. Для этого я воспользовался имевшимся на ледоколе приспособлением для выливания теплой воды на лед с носовой части корабля. Как только пустили в ход это приспособление, то почувствовали улучшение. Тем не менее, этого было недостаточно.
Чтобы сдвинуть эту густую массу со своего места, я придумал спускать якоря. Как только «Ермак», сделав набег, останавливался, так сейчас травили оба якоря в воду с таким расчетом, чтобы лапы якорей приходились как раз над горизонтом воды (якоря зацепляли за глыбы льда).
Желая завернуть ледокол в сторону, мы завезли проволочный 5-дюймовый перлинь и стали тянуть его на брашпиле. Тащили вовсю, и кончилось это тем, что сломалась рама брашпиля и погнулся вал.
Надо было придумать еще что-нибудь. На ледоколе имелись обрезки стрел, которыми мы имели в виду стаскивать его в случае, если «Ермак» почему-нибудь застрял бы. Обрезки этих стрел я приспособил с обеих сторон носа таким образом, чтобы они могли подниматься из воды, когда ледокол идет вперед, и опускаться вертикально вниз, когда ледокол движется назад. Приспособление это кто-то назвал «чертовым пальцем» – под этим именем оно и ходило. Действие «пальцев» было достаточно хорошо, а управление ими посредством носовых кранов совершенно удобно.
Уже впоследствии мне пришла мысль: надо провести в носовую часть судна 2 сильных пожарных струи и направить их под углом таким образом, чтобы струя разбивала поверхность каши, остающейся за ледоколом, и сообщила ей некоторое движение назад.
19 июля. В 9 часов вечера запускали змея с инструментами. Он полетел хорошо, но инструменты точно не записали. Уж не замерзли ли они?
Через 10 дней по входе в лед я убедился, что в состоянии его не происходит значительных изменений, а потому я решил идти назад. Лед несколько ослаб. Мы прошли около двух миль и опять остановились, так как началось сжатие, более сильное чем когда-нибудь раньше.
Рано утром мне пришли доложить, что лед сильно нажимает, а в 7 ½ часов послышался глухой скрип в подводной части, и все поле по левому борту опустилось под дно и пошло назад. Пройдя футов 100, поле остановилось, и было очевидно, что его задерживает левый винт. Попробовали вращать левую машину. Она не трогалась с места. Стали переводить ее с одного хода на другой, но это тоже не помогло. Тогда я велел кормовой машине дать задний ход и струею от заднего винта разбить часть глыбы, нажимавшей на левый винт. Через час работы кормового винта левый винт освободился и начал вращаться, сперва ударяя о льдины, а потом совершенно свободно.
24 июля. Проснулся в 4 ½ часа и до утра не мог заснуть. Мысль, что мы совершенно во власти природы, меня страшно гнетет. Если льдины раздвинутся, мы можем выйти, а если нет – мы останемся и зазимуем.
Мы находимся в торосистом поле. Перед носом и за кормой у нас тяжелый лед, слева – легкое поле.
Все усилия повернуть ледокол в эту сторону оказались напрасными. Ледокол крошил лед, образовывая из него ледяную кашу, которая под действием воды и ночного мороза смерзалась. Все это производило весьма неблагоприятное впечатление, и, чтобы занять всех общей работой, я решил попробовать руками растащить часть льда.
Все, начиная от меня, вышли на работу с лопатами, кирками и прочими инструментами. Казалось вначале, что работа идет чрезвычайно успешно, ибо теплая вода из холодильников производила обильное течение, в то время как мы руками разбрасывали куски льда в разные стороны. После 1 ½ часов усиленной работы лед под нами зашевелился, и из-под низа выступили такие глыбы, которых прежде совсем не было видно. Место, в котором мы работали, казалось заполненным льдом еще более, чем прежде. Это далеко не остановило энергии, и работы усиленно продолжались до вечера. Потом, поднявшись на ледокол, я увидел, какую ничтожную часть работы мы произвели. Очевидно, руками в Ледовитом океане много не сделаешь.