Вместе с бароном Толль прибыл на ледокол нанятый для нас шпицбергенской экспедицией лоцман Ольсен. Он ходил на разных судах в эти места в должности айс-мастера, знаком со Шпицбергеном и льдами, которые там встречаются. Позвал его в каюту и подробно расспросил его о предстоящем плавании в Стур-фиорд. Он заявил мне категорически, что в Стур-фиорд большому судну идти опасно, что глубины там неровные и после сорока сажен можно тотчас же встретить подводный камень, на глубине 15–20 футов, а может быть, и меньше. Таким заявлением лоцмана я не мог пренебречь. Обыкновенно в этих местах вода во время таяния льдов имеет свинцовый цвет, она непрозрачна, и подводного камня увидеть нельзя. Это не то, что в тропиках, где коралловые рифы можно легко распознать, если идти так, чтобы солнечный свет был сзади. При этом условии риф хорошо заметен по цвету воды. При таянии льдов цвет воды таков, при котором подводные опасности не будут видны. Однако же, если море тихое и ледяных препятствий нет, то я могу спустить на воду два паровых катера и при их посредстве тралом обследовать впереди корабля. Трал нашего лейтенанта Шульца дает возможность при посредстве двух паровых катеров обследовать полосу шириною в 40–50 сажен со скоростью 3–4 узлов, так что, имея впереди два катера, можно в тихую погоду подвигаться по очень опасным местам, не рискуя набежать на камень. «Ермак», однако же, нужен был шпицбергенской экспедиции не для того, чтобы вести ее в штиль по открытой воде, а для того, чтобы пробить сквозь лед путь для экспедиции. Идти же через лед в той местности, где имеются неизвестные камни, безусловно невозможно, главным образом потому, что нельзя тралить. Даже промер при толстом 5-футовом льде будет до крайности медленен, и продвигаться в таких условиях возможно лишь по футам. Если начнет свежеть ветер и понесет лед, то придется прибавить ход и идти, куда случится. Плавания в таких условиях можно предпринимать лишь тогда, когда это необходимо для спасения судна, в остальных случаях это ничем не оправдывается. Есть еще одно вспомогательное средство для распознания опасности во льдах. Дело в том, что при движении льдов через мелкие места они нагромождаются. Такие нагромождения беломоры называют стамухами, и в путешествии Литке и других упоминается об этих стамухах. При описи берегов обыкновенно расспрашивают местных жителей, где образуются стамухи, и места эти подробно осматриваются. Недостаточно выяснено, могут ли образоваться стамухи на отдельном камне или для этого нужна целая гряда каменьев. Очень может быть, что в Стур-фиорде на многих отмелях имеются стамухи, но это не значит, что можно с уверенностью идти всюду, где таких стамух не видно.
В 1898 году я командовал Практической эскадрой и когда входил на Транзундский рейд, то флагманский мой броненосец прошел по камням и повредил себе дно в такой части рейда, которая была перед тем выхожена большим количеством глубокосидящих судов. Более 35-ти лет, как Транзунд служит местом пребывания Практической эскадры, которая постоянно маневрировала на рейде, не стесняясь ничем. Два камня давно уже открыты «Пересветом» и «Петропавловском», и были все основания считать, что на этом рейде нет более подводных опасностей. Это было мое второе командование Практической эскадрой, причем я каждый раз при входе на Транзундский рейд поступал одинаково, а именно: пройдя входную веху, ложился на известный румб, перестраивал эскадру в 2 колонны и, подойдя к Сонион-Сари, заворачивал обе колонны влево так, чтобы можно было всем одновременно бросить якорь. Все шло благополучно, но когда в седьмой уже раз я входил на Транзундский рейд подобным образом, то с броненосцем «Петр Великий» набежал на камень. В предыдущие разы броненосец, вероятно, проходил несколько сажен правее или левее, а на этот раз попал на риф. Я, разумеется, считал себя вполне правым, ибо камень, о который ударились, не показан на карте, и рейд выхожен судами; тем не менее, была склонность к обвинению меня в неправильных действиях. Высказывалось такое мнение, что не следовало на рейде перестраиваться в две колонны, и хотя это совершеннейший нонсенс, тем не менее, я хочу сказать, что можно и так смотреть на дело.
Если было желание обвинить меня в том, что судно ударилось об камень на выхоженном рейде, то нет никакого сомнения, что меня безусловно обвинили бы, в случае удара «Ермака» о камень в Стур-фиорде, про который лоцман говорит, что он полон опасностей.
Впоследствии все мои рассуждения подтвердились, ибо либавский ледокол, сидящий всего 14 футов, а не 25, как «Ермак», в том же Стур-фиорде набежал на неизвестный камень и повредил себе руль. Если и в других местах мелкосидящие суда экспедиции не ударялись о камень, то это не доказывает, что там нет опасностей для судов глубокосидящих, как ледокол «Ермак».