Леденящая жажда

— Начинайте. Слушаю вас внимательно.

— Ладно. Я приехала в эту страну, чтобы быть свободной.

— Замечательно. Америка гордится тем, что может дать пристанище всем, кто жаждет свободы.

— Какие слова! Какие высокие слова!

Кажется, они поняли друг друга. Доктор игру поддержал.

— Вы первая начали.

— Да, у меня были высокие мотивы.

— И что вас смущает? Вы чем-то недовольны?

— Нелепый вопрос. А чем я могу быть довольна в такой ситуации? Наверное, лекарствами, которыми меня пытались накачивать. Вы же знаете, кто я по профессии. Этими препаратами не лечат, а ломают. Меня многие пытались сломать, но пока не удалось никому.

— О чем вы? Дорогая, у вас очевидная мания преследования, так что представители полиции отправили вас вполне по адресу.

Соня не сразу ответила. Ей пришла в голову сказка про колобка: я от бабушки ушел, и от дедушки, и от тебя… А уйду ли от тебя? Неизвестно. Непросто все это, очень непросто.

Про Фриду с Вирджинией она ему даже не напоминала, в последнее время Томсон как будто поставил крест на ее творческих способностях. Похоже, решил идти напролом.

— Так вот, мистер Томсон, с давлением на личность мне пришлось столкнуться очень рано, еще в детстве, хотя тогда я, возможно, не осознавала, что именно происходит. Когда я это поняла, мне так жить не понравилось. За свободу, знаете ли, приходится драться. И я дралась.

Она встала, расправила полы больничной пижамы и сжала кулаки.

— Вы собираетесь продолжить драться прямо сейчас? — равнодушно поинтересовался доктор.

— Не пугайтесь, не в прямом смысле.

— Рад слышать. Сядьте и успокойтесь.

— Я совершенно спокойна и сяду только тогда, когда захочу. Это вроде бы дурдом, а не концлагерь.

— Какие сравнения! Хорошо, стойте, если вам угодно.

— Спасибо. Итак, продолжим. В поисках свободы мне пришлось много что повидать, уехать из своей страны, покинуть дорогих мне людей. — Соня никак не могла справиться с припадком неумеренного пафоса.

— Я искренне уважаю твердость ваших убеждений.

— Не перебивайте, мистер Томсон. Вы же видите, я сегодня в ударе, и как профессионал должны ценить подобное состояние. Вдруг проболтаюсь, скажу что-нибудь важное.

— Извините.

Было совершенно непонятно, издевается доктор или действительно улавливает ту грань площадного фарса и тотального самообнажения, на которой она балансирует.

— Приехав сюда, я была готова принять законы этой страны. Я пыталась жить так, как здесь принято. Я искренне старалась не выделяться из общей массы, но Америка не поддержала меня в этом стремлении.

— Что вы имеете в виду?

— В каком-то смысле моя иммиграция попадает в разряд политической. Проблемы, причины которых мне неизвестны, преследовали меня повсюду, а здесь они только усилились. Я не стану обсуждать с вами, что именно произошло в тот вечер в моем доме, вам это должно быть известно лучше.

— С чего вы взяли?

Мистер Томсон не на шутку взволновался. С самого начала было видно, что женщина с характером, но всему есть предел.

— Потрудитесь пояснить, что вы имеете в виду?

— То, что произошло в моем доме, является лишь следствием весьма лестного внимания, которое мне кто-то оказывает уже в течение многих лет.

— Я не понял!

— Хорошо, скажу прямо: за мной уже достаточно долго следят. У меня есть кое- какие догадки…

— Поделиться не хотите?

— Было бы чем — ведь это всего лишь догадки.

— Не важно, в любом случае это очень интересно.

— Я рада, что мне удалось заинтриговать вас, но все же лучше продолжить последовательный рассказ. Меня действительно нашли сидящей на полу в углу кухни в состоянии, близком к помешательству, но это еще не говорило об умственном расстройстве, требующем вмешательства психиатра. У меня был стресс, и это естественно. Мою машину взорвали, но вместо меня погиб случайный человек. Достаточно, чтобы выйти из строя на какое-то время, не так ли?

— Я все понимаю.

— Но на данный момент проблема заключается в том, что никто не захотел мне помочь, напротив…

— А я разве не этим занимаюсь?

— Вы?! — Соня рассмеялась. — Не лгите.

— Я не лгу!

— Так вот, полиция, которую вызвали наутро мои соседи, отнеслась ко мне не как к потерпевшей, а скорее как к преступнице. На меня стали давить, практически напрямую.

— Вы все твердите о давлении, так объясните, наконец, в чем же оно заключается?

— Не прикидывайтесь дурачком.

Соне очень хотелось сказать, что наиболее изощренным давлением была отправка ее в клинику.

— Будем считать, что я не заметил вашего не слишком вежливого тона.

— С самого начала меня посадили под арест, не объясняя причин, и подвергли допросам.

— А до пыток не доходило?

— Ваша ирония неуместна.

— Извините, просто уж больно мрачную картину вы тут нарисовали.

— Я абсолютно ясно почувствовала, что из меня пытаются вытянуть некую информацию, и самое смешное, что я ею не владею.

— Сплошные загадки вокруг.

— А потом последовала психиатрическая клиника — это наиболее жесткий метод, который можно себе позволить в ситуации, когда дело происходит в якобы демократическом государстве.

— В «якобы демократическом»? Сильное заявление.