Льдом и мечом

Эгорд «просыпается» в клетке, уже стоя — перед стеной толстых вертикальных прутьев. Даже не прутьев, а труб. Думает, это ресницы еще не расцепились, но нет — веки подпрыгивают, вжимаются в брови, глаза распахнуты шире некуда, но — все те же прутья. То есть, трубы.

За ними — пейзаж громадной величины. Эгорд понимает, что попал на склон неизмеримо гигантской лестницы, а клетка — внутри одной из ступеней. Лестница бескрайняя, и в высоту, и в ширину, горизонты растворяются в зеленоватой мгле. Наверное, сейчас ночь. Или вечер. Небо такое же сумрачное, с оттенком зелени, а тучи кровавые, бегут пугающе быстро, словно в вышине время летит быстрее раз в десять. И столь же часто вспыхивают сетки молний.

Все — из металла. Железо, сталь, медь… Ничего деревянного, каменного, глиняного… Только металл. Воздух пропитан его запахом.

Широкая, как улица города, ступень отполирована до зеркального блеска, по обочинам сталь тусклая, исцарапанная. Ветер метет пепел и застывшие лавовые капельки, катит шарики ртути, скользят и плывут бурые хлопья ржавчины, которая встречается здесь чаще всего прочего, как замена мху, плесени, тополиному пуху.

На столбах горят люди, огонь освещает ступени-улицы, но крики слабые, тягучие, словно грешники давно привыкли. Лестницу пересекают реки лавы, потоки трудно увидеть из-за нагромождений металлических плит, цепей, стволов, демонических статуй, но линии течений прослеживаются по оранжевой ауре.

Перед глазами сгущается муть, Эгорд понимает, что задыхается, голову ломит боль.

Ноги подгибаются, колени бьют в пол, рука хватается за горячее горло.

Вот идиот!

Знал же: идет в царство демонов, видел Зараха, все тело которого — сплошь облако яда. И не подумал запастись противоядием!

Судорожно шарит по торбе, еще есть несколько бутылочек…

Жадный глоток осушает стеклянный сосудик… Боль, тошнота и разводы плавно отступают. На сколько этого хватит? Эгорд пересчитывает флаконы: еще пять. Долго не продержаться, надо спешить. Найти Зараха, убить… Желательно — вернуться. Но сперва — выбраться из клетки.

Эгорд оборачивается, глаза ищут выход, а находят…

К полу прикована девушка в доспехах. Ноги сведены вместе, руки наоборот — раскинуты, даже чуть растянуты. Запястья, лодыжки и талию скручивают черные стальные змеи, ныряют в пол с одной стороны, выныривают с другой, чешуйчатые кольца ровно вращаются, как шестерни.

Кожа пленницы излучает нежный белый свет, тело сияет теплой пеленой. Девушка напоминает Наяду: лицо прекрасное, но нельзя запомнить, наверное, из-за того же света, что размывает очертания. Волосы из света стелятся по плечам и груди, некоторые дотекают до живота, нельзя разглядеть каждый волосок по отдельности, они как острые слитки. Если бы свет имел свойство превращаться в лед — скорее всего, выглядело бы так. Громоздкие, в несколько слоев, доспехи тем не менее кажутся легкими, гибкими, словно часть кожи. Серебристые пластины граничат между твердым и жидким состояниями, переходят из одного в другое, и эти линии переходов даже можно заметить.

На вдохе девушка медленно выгибается, хочет вырваться, свет наливается яркостью. Змеи глухо поскрипывают, сбавляют обороты, но упорно держат, продолжают нарезать круги. Девушка плавно, как шелковая простыня, оседает.

— Нельзя сдаваться. — Голос как тихий ветер. — Не помню, сколько лет прошло от первой попытки… Тысяча? Десять тысяч? Но смиряться нельзя…

— Кто ты? — Эгорд хочет подойти, но в теле слабость, борьба яда и противоядия лишает сил, приходится ползти на коленях.

— Это самое трудное, что удается помнить здесь, где самая страшная пытка — время. — Пленница поворачивает на Эгорда глаза, зрачки многогранные, как бриллианты, мерцают всеми цветами радуги. — Но я еще не забыла… Леарит, младшая богиня света. Отлученная от небес.

— Эгорд. — Воин-маг проникает в кокон сияния девушки, в мышцы приливают силы, не божественные, но по крайней мере не шатает, можно держаться твердо, и воздух кажется не таким ядовитым. — Никогда не разговаривал с богиней. Но мне пытка временем не грозит, жить осталось ровно пять флаконов с противоядием. Надо выбираться…

— Если богиня не может выбраться столько лет…

— Но смиряться нельзя.

— Да. — Леарит мягко улыбается.

Эгорд оглядывает тюрьму, померкшие от царапин и копоти плиты намертво связаны грубой кашей сплава, застывшей, наверное, в день сотворения преисподней. Ни намека на сквозящую трещинку, тем более — на дверь… С трех сторон глухие стены, четвертая — клетка.

— Это и впрямь царство демонов? — спрашивает Эгорд.

— Да. Сожалею, Эгорд.

— Я здесь добровольно.

— Неужели? — Лицо девушки становится менее отстраненным, пестрые огоньки в глазах переливаются чаще, но вместе с тем осторожнее. — Как это случилось?

— Моего друга Витора… и многих моих близких убил демон по имени Зарах. Я пришел за его смертью.

— Зарах… Я его знаю…

Эгорда будто прошибает молния.

— А ведь только сейчас вспомнила. — Леарит печально улыбается своим мыслям. — Меня взяли в плен, когда охотилась именно на Зараха.