Лариса Рейснер

В час смерти гимны сфер до слуха б донеслись,
И в мире стало б все печально и лазурно…
Но страшен гороскоп холодного Сатурна,
Под коим разные бродяги родились.
Когда закончит дух последнюю эклогу,
И Marche funеbre, дрожа, порвет последний звук,
И улетит с чела тепло ласкавших рук —
Прах отойдет к земле, а дух вернется к Богу,
И смысл всей жизни, всей, откроется мне вдруг.
И нищим я пойду к далекому чертогу.

В августе 1958 года во Франции, в эмиграции, другой поэт – Георгий Иванов, зная, что его болезнь неизлечима и он обречен, записывал состояния своей души перед смертью. Его августовские стихи, думается, редчайший дар человеку, высочайшая вершина на пути поэта и в творчестве, и в жизни, поскольку стихи эти стали проводником истины. Из «Посмертного дневника» Георгия Иванова:

Если б время остановить,
Чтобы день увеличился вдвое,
Перед смертью благословить
Всех живущих и все живое.

И у тех, кто обидел меня,
Попросить смиренно прощенья,
Чтобы вспыхнуло пламя огня
Милосердия и очищенья.

А самоубийство Алексея Лозина-Лозинского предупреждает, убедительнее некуда, каким путем истину не открыть.

На вечере памяти Алексея Лозина-Лозинского, устроенном Обществом «Медный всадник», были и Лариса Рейснер, и Георгий Иванов. Стихи Лозина-Лозинского читал Михаил Лозинский. Он не был родственником и не был знаком с Алексеем Константиновичем, но хорошо умел читать стихи. В остальном вечер получился безобразным. Случайный молодой человек, желая развеселить публику, принялся петь куплеты, подыгрывая себе на рояле. Лариса не выдержала, топнула ногой, раскричалась, что все это мерзко, недостойно, что она пришла на вечер памяти поэта, а ее угощают пошлостью.

Лариса начнет писать и не закончит статью о Лозина-Лозинском: «"Хороший вкус нужен для суждения о красоте природы, но для оценки искусства нужен гений" (Кант). Этим гением был одарен поэт Лозинский… статьи и проза последнего периода не что иное, как настойчивое познание прекрасного, в отличие от дилетантского и вульгарного „чувствования“ и „вчувствования“. Редкая способность…»

В архиве сестры поэта Ирины Константиновны Северцевой сохранилось стихотворение Сусанны Альфонсовны Укше (секретаря В. В. Святловского, ученицы М. А. Рейснера), посвященное Алексею Константиновичу. Возможно, она поняла его лучше всех, может быть, любила.

Стоял над его колыбелью
Волшебниц заоблачный рой.
Они ему в день новоселья
Подарок несли дорогой.

Но фей лучезарных лобзанье
От муки его не спасло,
И тихо богиня страданья
Над ним наклонила чело.

Крылом колыбель осенила
И в золоте царственных роз
Терновый венец положила
В кристаллах рубиновых слез.

И вырос он, чуткий и милый,
Талантливый, смелый, больной.
Недаром над ним ворожили
Красавицы феи толпой.

Детей он любил и свободу,
И девушек юных весной,
И серую жуть непогоды,
И неба лазурный покой.

Цветы и закатов пожары,
И пристальных ласку очей,
Но феи страданья подарок
Стал мукой бессонных ночей.

Порою смеялся он гадко,
Молился, опять проклинал.
Потом, одинокий, украдкой
Ночами в подушку рыдал.

За ним неспокойно бродила
Сомнения страшная тень.
И пал он у ранней могилы,
Как загнанный в поле олень…

Не запоздайте с Истиной», – завещал Ларисе Лозина-Лозинский. Революцию влюбленности, любви к ближнему Лариса переживет еще до социалистической революции. Революцию религиозности, может быть, – в горах Афганистана.

Глава 16 «РУДИН»

В каземате той огромной вселенской тюрьмы, которая железным кольцом произвола и насилия охватила весь мир, заперт молодой и бесплотный дух.

Л. Рейснер. Офелия.