Ларец соблазнов Хамиды

Хамида пыталась отвести взгляд от этого завораживающего действа, но не могла. За стенами хаммама чья-то невидимая рука, возможно, маленькой нубийки, выключила воду, и журчание фонтана стихло. Все помещения бани погрузились в абсолютную тишину. Розовый язык старухи не переставал сновать вверх и вниз по плоду, вверх и вниз, потом внезапно ее губы сомкнулись и груша почти исчезла у нее во рту. Она впилась зубами в сочную мякоть.

Возглас смеха, тонкий и возбужденно-прерывистый, вырвался из горла Хамиды, чтобы тут же умереть на губах. И тотчас она осознала, какие странные перемены происходят с ее телом. Блаженное ощущение тепла, совершенно отличное от того горячего чувства стыда, которое она только что испытала, объяло ее: чувство покоя, защищенности и умиротворения. С легким вздохом она расслабила плечи, ее пальцы, только что сжатые в кулаки, медленно разжались, беспорядочное биение сердца замедлилось. Карие Айша продолжала свой наглядный урок, но смущение и страх девушки каким-то чудом исчезли. Лицо ее, всего минуту исказившееся в стыдливой гримаске, обрело прежнее выражение. Чувство легкости, почти невесомости, охватило ее, но в то же время ей казалось, что тело ее оборачивают в бархат. Так начал действовать, хоть девушка и не знала этого, опиум, который дала ей карие Айша. Словно большой птицей парила она теперь где-то под самым куполом.

Свиток четырнадцатый

Внезапно раздался резкий грохот – чьи-то деревянные палицы забряцали по дереву пола – в наружном коридоре.

– Это за тобой. – Старуха спокойно вытерла рот тыльной стороной ладони. – Ступай, уже пора.

Хамида легко поднялась на ноги. Прислужница, неожиданно снова появившаяся в комнате, помогла ей накинуть длинное, до самого пола, шелковое платье без рукавов. Карие Айша взяла в руки кадильницу с тлеющими щепочками какого-то ароматного растения, и они вдвоем с девочкой овеяли душистым дымком складки тяжелого платья, прозрачную ткань туники, волосы на затылке, внутреннюю поверхность бедер.

Девушка без сопротивления позволяла им все это – она словно наблюдала со стороны и видела сейчас себя так же отчетливо, как видела старуху и нубийку. Разум ее будто дремал, мысли, словно огромные сытые рыбы в бассейне, еле двигались. Луч заходящего солнца скользнул сквозь прозрачный купол, дымное облачко от кадила внезапно окрасилось в разные цвета. Все движения девушки стали замедленными и более плавными. Еще раньше ей объяснили, что в покои султана ее должны проводить евнухи, но даже эта мысль не пугала ее сейчас. Она не чувствовала, чтобы от страха ее сердце опять забилось или во рту пересохло. В полном спокойствии она поднесла к глазам кисть руки и стала разглядывать золотые кольца, которыми украсила ее карие Айша.

«Что бы подумала сейчас Марват?» – спросила она себя, с улыбкой разглядывая свои руки, будто они ей больше не принадлежали. Пальцы танцевали у нее перед глазами, как розово-белые щупальца огромной цианеи.

– Кадина, кадина…

Наконец Хамида осознала, что к ней кто-то обращается.

Темнокожая юная служанка стояла рядом и что-то говорила. Обеими руками она поднимала к лицу девушки принесенный ранее кувшин с напитком, который до сих пор оставался на подносе. Девушка покачала головой – она не испытывала ни голода, ни жажды.

– Не хочу, – покачала она головой.

– Надо, моя госпожа, надо…

В первый раз девочка подняла глаза и уставилась в лицо Хамиды. Ее личико было очень маленьким, с заостренным узким подбородком, но взгляд казался диким и исступленным. Внезапно она скосила глаза в сторону карие Айши, чтобы убедиться, что та по-прежнему стоит спиной к ним, тщательно расставляя по местам драгоценные баночки. Даже в своем необычном состоянии девушка смогла разобрать, какая тревога написана на лице юной служанки, почувствовать исходящий от нее запах страха.

– Прошу вас, моя кадина, выпейте это. – Голос девочки прерывался.

Медленно поднесла Хамида к губам небольшой кубок. Напиток был прохладным, и она осушила его в три глотка, отметив машинально, что у жидкости тот же непривычный, чуть горьковатый привкус, что и у золотой лепешки.

В сопровождении карие Айши и прислужницы-нубийки она вышла из дверей хаммама и пересекла дворик, где могли прогуливаться лишь валиде. У порога она чуть помедлила, но уже через мгновение, впервые с тех пор, как была перевезена сюда, переступила порог доселе заповедной для нее части дворца. Едва различимая нотка свободы запела в ее сердце.

Но свобода не знала дороги в эти места.

Сам Юсуф, главный чернокожий евнух (его смерть – хоть он и не подозревал об этом – уже витала над ним так же близко, как она витала над Хамидой), в сопровождении четырех евнухов-стражей ожидал у входа, чтобы проводить ее в покои султана.