Спустя четверть часа они молча лежали на шкурах, ни единого звука не нарушало их молчания. Татьяна была спокойна на удивление… особенно для девственницы, которой она, мужнина жена, оказалась внезапно для пана Романа. Растерянность его была столь велика, что он несколько мгновений в совершенном обалдении, онемев, смотрел на тёмное пятно крови, расплывшееся на одной из медвежьих шкур. Пятно быстро расплывалось, впитываясь в шкуру. Слабел лёгкий аромат крови, витавший в воздухе.
— Я люблю тебя! — не выдержав молчания, хриплым, похожим на карканье голосом нарушил тишину пан Роман. — Слышишь? Я люблю тебя!
Татьяна не ответила… Впрочем, она и не возразила ему — уже хорошо.
— Что ты молчишь?! — чуть-чуть повысив голос, резко спросил пан Роман. — Ты мне ничего не хочешь сказать?
— Что я должна тебе сказать, пан Роман? — вздохнув, вопросом на вопрос ответила Татьяна. — Ты получил всё, что ты хотел. Разве тебе этого мало?
— Твой… Боярин никогда разве не… — пан Роман заикался, как человек, не знающий, как подойти к этому вопросу.
— Мой муж женился на мне ради моего приданного! — равнодушно ответила Татьяна. — Он, наверное, хороший воевода. Его смерды не ведают нужды — он заботится о них, как о детях! Что до меня… Ему нужда была хозяйка в доме, он её получил… Он редко бывал в доме в эти два года! А когда бывал, обычно — пьяный. От вина или от крови — как когда! Ты зря удивляешься, что я… что я до сих пор оставалось нетронутой им. Дворовые девки были ему милее!
Обида, даже злость в голосе Татьяны были неприятны пану Роману, как бы он ни пытался заставить себя не думать об этом. Стиснув зубы, он, однако, сумел выдохнуть воздух ровно, даже так, что его труднота осталась не замеченной девушкой. Впрочем, кто угодно мог подтвердить, что спокойнее пана Романа редко бывали люди. Спокойнее и хладнокровнее! Правда, на фоне московитов, он выглядел горячим крымчаком.
Внезапно, полог зашуршал, отодвигаемый и прежде, чем любовники смогли хотя бы прикрыться, внутрь вошла Зарина. Она, по своему обыкновению, провела первую половину вечера за стиркой и теперь плечо ей придавила тяжёлая плетёная корзина, не доверху, но почти полная белья. Она так и застыла у порога, изумлённо вскинув брови и медленно, растерянно переводя взор с госпожи, на пана Романа. В тёмных зрачках её глаз медленно разгоралось пламя, и только её хозяйка, слишком занятая собой, могла не заметить этого.
Пан Роман, не торопясь, натянул штаны. Встал — рослый, мускулистый, красивый… Татьяна была быстрее.
— Выйди вон! — резко приказала она Зарине, хотя та и сама уже пятилась к выходу.
Резкий голос госпожи лишь подхлестнул Зарину. Круто развернувшись и отшвырнув прочь корзину с бельём, она стрелой вылетела из палатки. Только чёрная коса, тугая, тяжёлая, больно хлестнула пана Романа по лицу.
Медленно погладив враз заболевшее место, тот равнодушно пожал плечами и вернулся обратно, на шкуры. Беды и горести чернавки его нимало не взволновали, её сердечные тайны так и остались для него тайнами. Для него, но не для Татьяны. Взор её, устремлённый на пана Романа, был полон ярости и так давно ожидаемой ревности. Впрочем, тон был слишком холоден, на взгляд ни в чём не повинного пана.
Мрачный, полный самых дурных предчувствий, он уселся обратно… только для того, чтобы услышать воистину змеиное шипение её голоса:
— Что у вас с ней было?
— Да ничего! — пан Роман на всякий случай даже рукой махнул. — Ничего! Любимая, ты же знаешь, я обожаю только тебя! Как ты можешь сомневаться в моих…
— Могу! — не дав ему договорить и впустив в голос немалую толику слёз, выкрикнула Татьяна. — Все вы, мужики, что бояре, что последние смерды — кобели! Любая… сучка… что оказывается у вас на пути и хотя бы столь привлекательна, как вот Зарина, уже заслуживает вашего внимания! А уж у вас, в Польше… Как будто я не знаю, что пан — истинный царь и Бог в своих землях! Скольких девок ты у себя там обрюхатил? Или, скажешь — ни одной?
— Ну отчего же! — спокойно возразил пан Роман, усилием воли загоняя вглубь раздражение. — Наверно, бегает где-нибудь пара-тройка. Только это всё было — до ТЕБЯ! С тех пор я не ведаю других женщин… они мне и не нужны! Я люблю… Я боготворю только тебя, любимая! А Зарина… Да что мне до этой холопки?!
Бедная Зарина… Однако, столь уверенный и презрительный отзыв о ней, немного успокоил Татьяну. Она даже позволила себе слегка улыбнуться. Потом улыбка её обрела новые черты, стала призывной.
— Иди ко мне! — нежным, зовущим голосом сказала она.
Пан Роман не заставил её звать дважды…
3