Ларец

– Пошла было царица ласковые слова мужу говорить, а тому еще страшней. Кажется, ровно мертвец с ним разговаривает, из гроба убежавший, а прикоснуться к ней боится, проверить, холодная она али нет. Тянет руку да невмочь, отдергивает. Так и закончилась ночь брачная. Наутро глядит молодой на жену венчанную – жива да красна, румянец на щеках играет. Только глаза, понятное дело, заплаканные, что мужу не угодила. Ну, думает, угорел вечор, вот и помстилось. На другую ночь осталися молодые в опочивальне вдвоем, хочет царь обнять новобрачную, да только опять перед ним мертвец мертвецом, только еще страшней прежнего. С перепугу за постелею спрятался от молодой жены. А наутро опять перед ним девица живая да писаной красоты. Долго так царь мучился, а потом отослал ее родителям. А на третью свадьбу уж сообразил нежить не приглашать, вот и вышло все ладком. Сглазили они вторую царицу-то.

– Вот нашли развлечение в небылицах, – недовольно заметил Роскоф.

– Ну не скажите, – неожиданно возразил отец Модест. – Случай сей описан в летописи. Только то был еще не царь, а Великий Князь Симеон, сын Иоанна Калиты. Супруга его, Ксения Феодоровна Смоленская, действительно была сглажена подобным образом на брачном пиру. Случилось сие в середине четырнадцатого столетия.

– Вечно Вы перевернете все с ног на голову, – Роскоф дотронулся рукою до черной балки потолка: для этого ему понадобилось лишь немного приподняться на носках.

– Или с головы на ноги. Экая новогодняя метель.

Снаружи вправду здорово завывало. Нелли клонило в сон, даже Парашина страшилка не взбодрила. Все вспоминалась ей утренняя переправа по льду, в верхних слоях которого спят себе неподвижные рыбы, белоснежная река и веселый страх оттого, что там, внизу, глубокая-преглубокая черная вода.

– Потроха святого Гри!! – Нелли проснулась мгновенно: избушку заливало через ледовое оконце яркое утреннее солнце. – Кто-то запер дверь снаружи!

Роскоф, заспанный и сердитый, ударил плечом. Дверь не отворялась.

– Кто-то, – Параша хихикнула, высунув лицо из мохнатой шкуры. – Вот вить не нравился мне вчерашний буран.

– При чем здесь буран, девочка? – Филипп потер плечо.

– Да занесло же нас! Замело снегом! Будем тут сидеть теперь до весны да сапоги жевать.

Сия перспектива явственно не воодушевила молодого француза.

– В крайнем случае прорубимся изнутри топором, – отец Модест улыбнулся. – Если раньше кто не выручит, не хотелось бы зря портить балаганчик.

– Добро, коли так, – Роскофу все же было явственно не по себе. Он еще разок уперся в дверь, но вновь тщетно.

Минул час, пошел второй. Вынужденное безделье тяготило.

– Уж на Пермский тракт бы выехали, – проворчала Катя.

Нелли промолчала, трогая свалявшуюся противную косу. Цвет ее вместо золотого казался каким-то темно-русым. Ей хотелось в Пермь, чтобы вымыться в бане, посыпать чистые волоса свежею пудрой.

Отец Модест вытащил из-под лавки топор, которым Катя колола вечером лучину.

– Жаль окна, да придется, – сильные руки священника поигрывали грозным орудием.

– Эге-е-й! Есть кто живой?! – Через набухшую дверь голос прозвучал глухо, как из бочки.

– Есть!!! – нестройно отозвались все разом.

– Потерпите немного, сыщу ло-па-ту! – Кажется, голос все ж был молодым. И то ладно, старику копать дольше.

Судя по тому, что спустя некоторое время что-то твердое начало иногда стукаться в дверь, незнакомец взялся за дело. Немного неловко было рассиживаться сложа руки, покуда чужой человек трудится в одиночку ради их избавления. Однако ничего другого не оставалось. А избавитель, судя по стуку, не давал себе роздыху.

– Не надобно так спешить, мы все благополучны! – крикнул в дверь отец Модест.

– Да уж я скоро! – Голос стал слышней, а случайные удары казались все ниже.

Тем не менее минул еще час.

– Задумали девки пива варить,
Коя хмелю, коя солоду мешок, -

напевал в лад работе голос за дверью, и чем лучше слышна делалась народная песенка, тем ясней становилось, что поющий – человек из общества. -

Наварили девки пива горшок…

Катя в нетерпении толкнула дверь, и на сей раз она чуть подалась, хоть и не распахнулась.

– Пошли девки гостей зазывать,
Коя тетку, коя дядюшку… -

Дверь распахнулась, впуская мороз и яркий свет. На пороге, разрумянившийся до невозможности, вооруженный деревянной лопатою, стоял молодой человек годов девятнадцати. Несколько округлое лицо его казалось привлекательно. – С Новым годом и новым щастием! Осмелюся представиться честной компании – Никита Сирин, студент Московского Университету.

Глава V

– Гляжу – лошади под навесом томятся, а домок занесен. Где ж хозяева? Никак внутри! – Сирин за обе щеки убирал оленину: только мелькал в руке походный ножик.

В избушке вновь сделалось уютно, быть может потому, что она никого боле насильно не удерживала.

– Откуда изволите следовать, сударь?

– Прямым ходом из Первопрестольной. В Омск либо в Барнаул, сам не знаю покуда.