Ларе-и-т`аэ

Шеррин почти не помнила, как эльф подал ей руку и как она приняла эту руку — помнила только, что ее собственная ладонь была холодна, как ледышка, холодна настолько, что запястье эльфа, которого она, повинуясь этикету, едва касалась кончиками пальцев, показалось ей жарким, как дыхание костра. Шеррин вдруг охватило совершенно неуместное, детское какое-то желание — вот бы лучник взял ее озябшие руки в свои и не выпускал, пока они не согреются! Ее знобило, и она лишь с трудом удерживала дрожь. Боги, до чего же можно довести человека! Рядом с ней рука об руку идет живая песня... а может, даже сказка... из тех, что ей в детстве рассказывал старый Даннек... там, у себя в Адейне, куда эльфы не заезжают даже ненароком, она и мечтать не могла ни о чем подобном... и вот мечта, до которой она ни разу не дотронулась мысленно, касается ее руки — а в горле все равно застрял отвратительный комок, исходящий горечью, и дышать все равно трудно, вот хочешь вдохнуть поглубже, а оно почему-то ну никак не дышится... наверное, потому, что ей так холодно... наяву она не вошла в пруд — но сейчас осенняя вода сомкнулась над ее головой, сдавила грудь, сковала плечи, потянула на дно... а на дне холодно, и никаких песен не слышно — вода любую мелодию заглушит...

Эльф на ходу подбросил ожерелье левой рукой, поймал его и привесил к поясу. Лиловые камни сверкнули в полете искрометной улыбкой, и Шеррин помимо воли почти улыбнулась им в ответ. Почти. Она бы непременно, обязательно ответила на их улыбку своей — если бы помнила, как зовут идущего рядом эльфа. Шеррин не могла вспомнить его имени, и это отчего-то мешало ей улыбнуться.

Внезапно эльф остановился, развернулся к Шеррин лицом и левой — свободной — рукой крепко сжал ее запястье.

— Не бойтесь, — произнес эльф очень тихо и очень серьезно. — Не надо. Они вас больше не обидят.

«Если бы!» — едва не выкрикнула Шеррин. Одно счастье, что комок в горле не стал потакать ее мгновенной слабости — так сдавил глотку, что едва не пресек и те жалкие остатки дыхания, что у нее еще были. Повезло. Иначе она бы наверняка завопила — и опозорилась перед эльфийским лучником вконец. Не обидят, как же! Да что ты в жизни понимаешь? В той сказке, из которой ты сбежал, они бы и помыслить обо мне без почтения впредь не осмелились — а здесь все совсем по-другому. Это сейчас они такие тихие да кроткие, стрелок — пока ты рядом. Пока от страха своего не опомнились толком. Ты погоди, вот они отдышатся, вот улучат момент, когда тебя вблизи не окажется... хотя зачем выбирать какой-то там момент? Не век при моей особе заезжему эльфу состоять, у него и свои дела найдутся... вот как он за свои дела примется, а еще того лучше — уедет... ведь уедет же он когда-нибудь, верно? Уедет... вот тогда-то они меня заживо и сожрут. В день по кусочку. Чтобы надолго хватило. А уж сегодняшний-то день мне наверняка припомнят. И я ничего не смогу сделать — потому что у меня нет выхода, стрелок. Меня не в пруду, меня в выгребной яме утопят... да я там уже тону — и, право, лучше бы мне было не выныривать на это краткое мгновение, лучше бы не видеть, никогда не видеть, как сияет солнце в ослепительно синем небе... потому что теперь мне будет стократ мучительней снова тонуть, захлебываться... вот почему холод не желает отпустить меня! Потому что у песни век недолог — пока не отзвучала... а когда замрет последний отзвук, снова начинается жизнь... и в этой жизни ты ничего не понимаешь, Эннеари. Ничего.

Стоило Шеррин заговорить с эльфом хотя бы мысленно, как его имя вспомнилось само собой, без малейших усилий с ее стороны. В любую другую минуту Шеррин бы этому обрадовалась — как и звучанию эльфийского имени, а заодно и тому, что оно удивительно пристало ясноглазому стрелку. Это имя льнуло к нему, как сияние росы к луговой траве.

В любую другую минуту Шеррин улыбнулась бы такому неожиданному сравнению. Но не теперь. Теперь она ему даже не удивилась.

— Нет, — бесцветным голосом ответила она. — Вы... вы просто не понимаете...

Кого Шеррин имела в виду, говоря «вы» — одного ли Эннеари или всех эльфов разом — сказать трудно. Ей бы самой это нипочем не удалось.

— Наверное, — неожиданно покладисто согласился эльф. — Я не очень хорошо знаком с обычаями людей...

"Да при чем здесь обычаи — и тем более люди!"

— ... так что я не все могу понять. Я и правда не понимаю — почему вы такая печальная?