— Что правда, то правда, — язвительно откликнулся Лерметт. — Долины эльфов никакой суховей не коснется. О Пограничные Горы любой ветер разбивается. А ты головой подумай, Арьен! Шесть веков тому назад на государства Заречья степь погнала засуха — которая длилась, между прочим, всего четыре года. Года, Арьен, а не века! Но ей этого хватило, чтобы изглодать степняков до костей. Черта с два лучник Илнет сумел бы закончить войну, не прекратись засуха. Победа там или не победа — степняки продолжала бы двигаться за реку. Пока не полегли бы все до единого — или пока от нас бы никого не осталось.
Он на мгновение примолк, переводя дыхание.
— А сейчас нашествие повторится — в таком жутком виде, что тогдашний завоеватель от ужаса взвоет в своей могиле. Все эти века степь воевала с нами почти понарошку, традиции ради. Через двадцать лет дело пойдет всерьез. Жизнь — это ведь очень даже всерьез, правда? Вся степь, вся до последнего человека, Арьен, до последнего младенца... и я даже думать не хочу, что останется от Восьми Королевств. В любом случае того, что останется, хватит ненадолго.
— Почему? — сдавленно спросил Эннеари.
— Да потому, что скотоводы не умеют пахать! Эта земля, если за ней не ухаживать, не даст ничего. Разве что Сулан с его лугами, да и то едва ли. Это ведь не дикие луга. Но даже если степняки вдруг научатся работать на земле... это всего лишь отсрочка. — Лицо Лерметта было исполнено мрачной решимости, словно он сам был степняком, которому предстояло разобраться в устройстве плуга. — Когда степь окончательно станет пустыней — по вашим понятиям, довольно скоро — река не удержит ее. Тем более с такими горе-земледельцами... никак не удержит.
— А-а! — выдохнул Эннеари.
— Начинаешь понимать? — горько усмехнулся Лерметт. — Уйти от пустыни не удалось, она настигает... а за горами такая благодатная земля, которой все нипочем. Совсем рядом, рукой подать — только перейти через перевал, и вот она! Эльфов там не так уж и много, да вдобавок они заелись, эти стервецы остроухие — а здесь детишки с голоду пухнут. Продолжать?
Эннеари стиснул зубы.
— Ни у кого нет выхода, — резко подытожил Лерметт. — Только у степи его нет почти сейчас, у нас — завтра, а у вас — послезавтра. Время, Арьен, время! Всего да ничего, считанные месяцы — если сейчас не начать, так и будет. А я не хочу видеть под конец жизни, как Найлисс заполыхает оттого, что тысячам тысяч людей нечего есть! И умирать, зная, что пепел Долины эльфов осыплется на мою могилу, тоже не желаю.
— Ты знаешь выход? — осведомился Эннеари.
— Да, — коротко ответил Лерметт.
Он снова до хруста заломил пальцы.
— Если очень повезет, можно успеть. Ты мне для этого и нужен. Без вашей помощи ничего не выйдет. Хорошо хоть, ты и сам все понимаешь — ни просить, ни молить не надо. А ведь мне еще такую уйму народу уламывать придется. Умолять их сделать то, что им самим нужно до зарезу — в голове не укладывается!
Лерметт обратил на Эннеари тихий серьезный взгляд.
— Знаешь, — молвил он, — ты мне очень нужен. Я никогда прежде смерти не боялся, не боюсь и сейчас. Но я боюсь умереть раньше, чем успею сделать все, что нужно. По крайности, ты присмотришь, если я...
— Сам присмотришь, — рявкнул Эннеари.
— Как получится, — возразил Лерметт. — Ну почему мы, люди, так мало живем? Мне сейчас и трех жизней недостаточно. Пять бы... тогда, может, и успел бы сделать все, как надо.
А вот затем я сюда и приехал, с веселой злостью подумал Эннеари. Но тебе я об этом не скажу. Пока не скажу. Незачем тебе до поры об этом знать.
Первое утро во дворце оказалось совсем не таким, как Эннеари ожидал — особенно после того, как узрел воочию проникновенную красоту Найлисса. Такую красоту способны сотворить лишь создания возвышенные, утонченные — это же ясней ясного. Люди, одним словом. Пусть даже и вместе с гномами, но Найлисс строили люди, и возвышенность их натуры проявила себя как нельзя более явственно — и захочешь забыть о ней, так не сможешь. А существа возвышенные, как известно, отличаются утонченностью мыслей и чувств. Утонченность же предполагает некоторую хрупкость. Люди недолговечны и хрупки, как все изящное, а потому им никак уж не достаточно той малости сна, которой эльфы могут обойтись даже и с избытком. Это Арьен после прошлогодних скитаний в обществе Лерметта запомнил крепко-накрепко. Люди спят много и просыпаются разве что с рассветом. Ну, ничего — вряд ли можно причесть к серьезным лишениям необходимость дожидаться пробуждения остальных обитателей дворца. Чтобы не пришлось потом утихомиривать недовольных, Эннеари еще дома всем все объяснил наперед — а завидев выражение лиц Аркье, Ниеста и Лэккеана, прибавил для наглой троицы особо, чтоб не смели устраивать каверз, покуда гостеприимные хозяева еще вкушают предрассветный сон. И в остальное время тоже чтобы не смели — ясно?