Под липою, вдали от битвы той,В которой был вождем он и душой,Сраженный воин, чуть дыша, лежал:То Лара кровью — жизнью истекал.С ним Калед был, один лишь Калед. Он,Став на колени, к ране преклонен,Платком сдержать пытался алый сок,Что с каждым вздрогом все темнее тек.Дыханье стало реже; кровь густойСочилась каплей, — столь же роковой.Слов нет, — и Лара жестом знать дает,Что боль сильнее от его забот.Ему сжав руку из последних сил,Улыбкой грустной он благодарилПажа, кто все забыл, — и страх и плен,И влажный лоб лишь видит у колен,Да бледный лик, да взор, одетый мглой,Где для него вмещен весь свет земной.
XVIII
По полю рыщет вражеский обход:Что им триумф, коль Лара ускользнет?Он здесь! Схватить? Бесцельно: вождь сражен.И все ж глядит на них с презреньем он,Тем примирясь с печальною судьбой,Коль смерть от злобы защитит земной.Подъехал Ото, спрыгнул и глядит,Как враг, его повергший, сам лежит;Спросил: что с ним. Тот промолчал и взорОтвел, как бы забыв его, в простор,И Каледа позвал. Беседа ихСлышна, но непонятна для других.Он говорит на языке чужом,Что странно ожил перед смертью в нем.Шла речь о прошлом, — о каком? — В тот мигОдин лишь Калед тайный смысл постиг;Он отвечал беззвучно, а кругомСтояли в изумлении немом:Казалось, даже в этот час ониЗабыли все, былые вспомня дни,И обсуждают свой особый рок,Чью тайну разгадать никто не мог.