Исчезли — Калед, Лара, Эззелин;Надгробья не дождался ни один!Кто Каледа прогнать оттуда б мог,Где пролил кровь ее погибший бог?Сломило горе в ней надменный дух.Скупа на слезы, не рыдая вслух,Она взвивалась, если гнали с тойЗемли, где спал он, — мнилось ей, — живой:Тогда пылал ее зловещий взглядКак бы у львицы, утерявшей львят.Когда же быть там не мешали ей,Она вела беседы средь теней:Их скорбный мозг рождает в забытьи,Чтоб поверять им жалобы свои.Она под липою садилась той,Где ей в колени пал он головой,И, в той же позе, вспоминала вновьЕго глаза, слова, пожатье, кровь.Она остригла волны черных кос,Но сберегла, и часто прядь волосНа землю клала, нежно поводя,Как бы на рану призрака кладя.Звала, — и отвечала за него;То, вдруг вскочив, владыку своегоБежать молила: злобный призрак ейЯвлялся; вновь садилась у корней,Лицом худым склонясь к худой реке;То знаки вдруг чертила на песке…Так жить нельзя… С любимым спит она.Все тайна в ней, — но верность всем видна.