Лакировка

Больше она не сказала ничего. Мальчик кивнул и улыбнулся, Словно извиняясь. Это и было все. Больше она ничего не сказала.

21

Вечером в субботу, через двадцать четыре часа после того как Селия, сидя в сквере у реки, размышляла о своей незадачливости, Хамфри и Алек Лурия встретились за ритуальной кружкой пива. И совершенно случайно в их разговоре всплыло ее имя.

— О ней кто-нибудь что-нибудь слышал? — спросил Лурия, которого случайные знакомые интересовали, по-видимому, не менее, чем социологические основы исконных английских институтов.

Только позднее Хамфри пришло в голову, что за этим вопросом могло скрываться не простое любопытство. А тогда он ответил только:

— Я — нет.

Хотя она относилась к нему довольно дружески, их знакомство держалось только на ее отношениях с Полем, а потому, как только этим отношениям пришел конец, она исчезла с его горизонта.

— Очень жаль! — Лурия добросовестно отхлебывал свой портер, и его лицо над пиитовой кружкой было добрым и задумчивым. Он довольно часто умолкал, точно что-то поглощало его мысли.

Пивная была охвачена сонным оцепенением позднего лета. Двое посетителей, знавшие их в лицо, пожелали им доброго вечера. Оса пожужжала вокруг и улетела. За окном в глубине зала мягко сгущались вечерние сумерки. Жара стояла такая же, как месяц назад, но к концу августа темнота уже не наступала с южной внезапностью.

Хамфри, наслаждаясь тишиной, лениво заметил, что иностранцы редко отдают себе отчет в том, как далеко на север расположен Лондон.

— На широте Лабрадора,— кивнул Лурия.— Хорошо, что существует Гольф­стрим! — Он сказал это почти машинально, без всякого интереса, по-прежнему думая о своем. Потом начал было что-то говорить и умолк.

Минуты через две-три он начал снова:

— Хамфри...

— Что?

— Я хотел вам кое-что сказать. И заранее прошу меня простить.

Хамфри подумал было, что Лурия хочет расспросить его о том, как идет след­ствие. Он с большой щепетильностью относился к официальным секретам, но, возмож­но, любопытство взяло верх над тактом. Однако в любом случае Хамфри ничего не мог бы ему сообщить, кроме догадок и предположений, которые, вероятно, во многом совпадали с его собственными.

Но Лурия сказал совсем другое:

— Простите меня, я не имею права вмешиваться, но Кейт Лефрой вам далеко не безразлична? Верно?

Давно уже никто не задавал Хамфри столь интимных вопросов. Он не был готов к такому вторжению в его внутреннюю жизнь. Несмотря на откровенность с самим собой — а может быть, и благодаря ей,— он ревниво оберегал свои тайны. И с притвор­но ироничной улыбкой сумел ответить только:

— Пожалуй, это можно определить и так.

— Вот именно. И сказать я вам должен следующее: мне бы очень хотелось, что­бы вы как-нибудь из этого выпутались.

Опять-таки прошло много, очень много лет с тех пор, как Хамфри в последний раз чувствовал, что краснеет. Он был захвачен врасплох и, не сумев сдержаться, вспыхнул, как его шеки:— О чем вы говорите, черт побери?

— Боюсь, я говорю о том, что никакого будущего, насколько я могу судить, у вас с ней нет.

Хамфри сказал уже спокойнее, но все еще возмущенно:

— Она прекрасная женщина. Никого лучше ее я в жизни не встречал.

— Это одно из оснований для моего вывода.

— Ну хорошо.— Хамфри смотрел на Лурию со злостью.— Если это слово хоть что-нибудь значит, то я люблю ее и думаю, что она в какой-то мере отвечает мне взаимностью.

— Насколько я могу судить — не в какой-то. Но если я правильно понимаю ситуа­цию, от этого вам обоим может быть только хуже.— Он смотрел на своего друга с пе­чальной нежностью. Темные глаза под массивными надбровьями были до краев полны глубокой грустью.— Вы же не думаете, что мне так уж нравится говорить вам неприят­ную правду? Для подобных опытов я выбрал бы вас в последнюю очередь. Но ведь в нашем возрасте у нас впереди не бесконечность. Я не хочу, чтобы вы напрасно потра­тили несколько лет.

Все еще кипя яростью, словно совсем мальчишка (впрочем, решил он позже в бо­лее спокойном настроении, возраст тут роли не играет), Хамфри был, однако, тронут тем, что Алек настолько близко принимает к сердцу его судьбу. И говорил он так, словно у него с Хамфри впереди один и тот же срок, а ведь Лурия, хотя это легко забывалось, был на десять с лишним лет моложе.

— Она — то, что мне нужно,— категорично сказал Хамфри.

— Да, если бы она могла быть с вами. Но, боюсь, это невозможно.

— Почему?

— Когда настанет решительный момент, не думаю, чтобы она сумела вырваться.

— Вы смотрите со стороны.— Он возражал с тем большим гневом, что Лурия высказывал вслух его собственные сомнения.— А я стою ближе и знаю, что ее с мужем уже ничто не связывает.

Не обращая внимания на резкость Хамфри, Лурия говорил все так же мягко: