Вслед за Морганом они вошли в морг — обширный, освещенный плафонами зал с мраморными столами, белый, безликий. И в помещение поменьше с одним столом, сверкающим под лампой дневного света. Там их ждал заведующий моргом, фамилия которого оказалась Агню. Он был уже в халате, не белом, а оливково-зеленом. Зайдя за перегородку, они и Морган надели такие же халаты. На стене висели маски, но Морган и сам не надел маску и им не предложил. Про него рассказывали, будто он произносит перед студентами целые речи, убеждая их, что обоняние — чрезвычайно важное чувство и нечего затыкать нос.
Из боковой комнаты, которую Морган отвел под свою секционную, был виден учебный зал. Они все встали вокруг единственного стола — сам Морган, еще один прозектор, заведующий моргом и лаборант, Брайерс, Шинглер и фотограф. Труп усадили в кресло около стола. Выглядел он точно так же, как в гостиной,— одетый, нетронутый.
— Начинаем? — сказал Морган.
— Начинаем.— Брайерс кивнул.
— От головы и вниз. Волосы, конечно, сбреем потом.
Камера защелкала — вид головы спереди, сбоку, сверху.
— Снимки повреждений,— машинально попросил Брайерс.
— Мне нужны мазки. Немедленно отправьте их мушиным ребятам,— сказал Морган, повернувшись к Агню.— Скажите, что срочно.
Мазки из носа и рта: сгустки крови и слизи, шевелящиеся личинки.
— Тоже мушиным ребятам.
Опять защелкала камера.
— Теперь раздевайте. Надо выяснить, не надели ли на нее что-нибудь после того, как она была убита. Не торопитесь.
Это сказал Морган. А Брайерс прибавил:
— Фотографии каждого этапа.
Бережно, с хирургической осторожностью молоток был извлечем из раны. Фотографии повреждений. Затем Агню с помощником начали снимать одежду. Это оказалось просто. Из-за жары она оделась очень легко. Сняли платье, и Морган остановил их, чтобы осмотреть синяки на шее и плечах.
— Большого усилия не прилагалось,— сказал он Брайерсу вполголоса.
Все это время Шинглер шептал в свой диктофон.
Под платьем шелковая комбинация.
— Видимых пятен нет,— сказал Агню.
— Проверьте,— ответил Морган,
Легкий бюстгальтер, очень легкий пояс.
— Ей он был ни к чему,— пробормотал Морган,— Сколько ей было лет?
Брайерс ответил.
— Черт побери, она сумела сохранить фигуру! — буркнул Морган.
Без одежды тело не казалось таким худым, только ноги ниже колен выглядели как палки.
— Кстати, а кто она такая? — тихо спросцл Морган у Брайерса.
Брайерс ответил.
— Черт! — воскликнул Морган в первый раз полным голосом.— Знать среди знати! — В его интонациях вдруг появилась обычно несвойственная ему уэльсская напевность. Очевидно, это была какая-то шутка, непонятная остальным.
Снимаются чулки. Шелковое трико.
— Проверьте их. Найдете мочу. Мне надо знать, нет ли чего-нибудь еще.
Эти инструкции были излишними — Агню не уступал ему в опытности.
— Ну, значит, так,— сказал Морган.— Подготовьте, пожалуйста. Десяти минут хватит?
— Должно хватить,— неторопливо сказал Агню.
- А мы пока выйдем.— И Морган увел их из секционной. Снаружи он сказал Брайерсу: — Можете выкурить сигарету.
Морган прекрасно знал, что Брайерс, заядлый курильщик, все утро был обречен на воздержание. Теперь он тотчас вытащил пачку. Они с Морганом против обыкновения молчали, и только Шинглер, весь подобранный, такой же глянцевитый, как его каштановые волосы, пытался поддержать разговор. Он был наблюдателен, находчив, и его приходилось слушать.
— Дадим им четверть часа,— сказал Морган, словно ждал опоздавших гостей. Но повел их назад в секционную на три минуты раньше.
Труп был уложен на столе, волосы на голове и теле сбриты. Без волос голова казалась очень маленькой. Тело выглядело чистым, худым, но не исхудалым — молодым. Как уже отметил Морган, сохранилась она для своих лет на редкость хорошо. Впрочем, через его руки прошли бесчисленные тела, и он успел убедиться в том, что знатоки любви обнаружили давным-давно: лица, как правило, стареют, но тела — далеко не всегда. Для некоторых это оказывалось приятным открытием.
— Ну хорошо,— сказал Морган. Он раздул ноздри и раздувал их еще несколько раз на протяжении следующего получаса. Как и в гостиной, чуть тянуло сладковатым запахом разложения. Но больше пока — ничего. За исключением еще одного слабого нюанса, без которого он предпочел бы обойтись,— оставшегося после предыдущего вскрытия запаха формалина.
Брайерс и Шинглер не сразу поняли, что Агню уже снимает черепную крышку. Он вынул мозг и самым обыденным движением подал Моргану, который несколько секунд его рассматривал, а потом сказал:
— Два удара. Второй ее убил бы. Если бы она уже не умерла.
Дальше Морган продолжал сам. При такого рода вскрытии был вполне допустим разрез от гортани до лобка. И Морган его сделал. Чаще он предпочитает большой у-образный разрез, думал Брайерс, следя за ним. Морган извлек сердце и легкие.
— Ни единого признака. Никакой патологии. Она была покрепче многих из нас,— сказал он с легкой завистью.
Внутренние органы аккуратно укладывались в раковине. Печень, почки. На желудке он задержался.