Лахезис

— Ты на чем? — спросил он, даже не поздоровавшись. — На «Ниве»? Ну, это нормально. Вот распишись тут, — и он сунул мне мятую бумажку, — время проставь вот здесь, а вот это подпишешь у Спиридонова в гостинице, тоже не забудь поставить время. Все, давай грузиться.

Под брезентом оказались автоматы Калашникова. Увидев, что мне предстоит перевозить, я сперва хотел развернуться и свалить, но на акте уже стояла моя подпись, а по стальному взгляду Николая Федоровича я понял, что он меня скорее расстреляет собственноручно тут же в вестибюле, чем бумагу вернет.

Пришлось грузить автоматы — битком забили багажник и салон.

От такого количества Калашниковых «Нива» просела почти до земли, и, переезжая через бордюр, я саданулся глушителем о камень, думал, что оторвется, но обошлось.

— Куда? — лаконично спросил верзила в черном берете у дверей в гостиницу «Мир».

— К Спиридонову.

— Что в машине?

— Оружие.

— Вот я тебе сейчас дам в пятак, — пообещал верзила, — вся охота шутки шутить сразу пропадет. Объедь справа и там у служебного входа спросишь. Понял?

— Так точно, — ответил я и объехал гостиницу справа.

— Бумажка с собой? — спросил появившийся через минуту Спиридонов. — Давай сюда. А вы, — он махнул рукой четверым солдатикам из внутренних войск, — быстренько разгружайте, все в подвал, ключ мне отдадите.

Через пятнадцать минут я был свободен.

— Чаю хотите? — заботливо спросил Спиридонов. — Или другого чего?

Я отказался и порулил домой.

Расстрел Белого дома я смотрел по телевизору. Видел, как из горящего здания выводят капитулировавших мятежников, все хотел разглядеть среди них Николая Федоровича, но не разглядел: не то он просто не попал в картинку, не то успел смыться до начала танковой операции. Пытался найти Фролыча, но тот где-то плотно праздновал победу над заговорщиками, потому что ни один из известных мне телефонов не отвечал, а Людка сказала, что он как вчера уехал в Кремль, так и не объявлялся.

— Он ко мне ночью заезжал, — сказал я.

— Один был? Впрочем, ты же его все равно не выдашь, так что я зря спрашиваю. А вот ко мне не заезжал. Если еще заявится, скажи ему, что мне все осточертело. Как девки его, так и он сам со своей политикой. Не умеют страной по-человечески управлять, так и не брались бы. У меня стиральная машина протекла, а его носит черт знает где. Что там у тебя так громко орет?

— Это не у меня. — Я выглянул в окно: во двор въезжала кавалькада милицейских машин с включенными сиренами. — Это наши силы правопорядка все никак угомониться не могут. Если он выйдет на связь, скажи, что я его ищу. Погоди, тут в дверь звонят. Может, это он. Я сейчас.

Все произошло очень быстро. Первое воспоминание — я уже стою в коридоре, руками упираюсь в стену, ноги широко расставлены, а за моей спиной снуют люди в форме. Потом меня перевели в гостиную и там уже предъявили оба ордера — на обыск и арест.

Милиционеров было человек пять, а заправляли всем двое в штатском, один из которых непрерывно перемещался из комнаты в комнату, раздавая шепотом руководящие указания, а второй сидел за столом, не спуская с меня глаз, и именно ему милиционеры приносили для просмотра всякие обнаруженные в квартире улики — мои записные книжки, фотоальбомы, магнитофонные и видеокассеты, бумаги из письменного стола. Штатский просматривал принесенное и либо небрежным жестом отметал в сторону, либо же оставлял у себя и записывал что-то в официальный бланк. Понятые — вохровский ветеран Кузьмич, охранявший из-за стеклянной перегородки лифтовую дверь на первом этаже, и уборщица баба Нина — стояли рядом и на меня старались не смотреть.

Однако же Кузьмич, возможно что и сам того не ведая, оказал мне неоценимую услугу. Дело в том, что, направляясь открывать дверь, я телефонную трубку на рычаг не положил, рассчитывая продолжить разговор с Людкой, и теперь с дивана, где лежал аппарат, доносилось прерывистое гудение. Занятые государственным делом люди его не замечали, а бездействующему ветерану этот непорядок, судя по всему, сильно мешал. Он нагнулся, положил трубку на рычаг и тут же вытянулся по стойке «смирно», потому что штатский за столом, услышав щелчок, резко повернулся в сторону Кузьмича.

— Что там? — отрывисто спросил он.

— Тщщ… я это… тесезить… Положил, короче.

Штатский встал, подошел к дивану и посмотрел на замолкший аппарат, потом на меня.

— С кем вы говорили по телефону?

— Ни с кем, — ответил я.

Еще только не хватало запутать в эту историю Людку и Фролыча.

— А почему трубка лежала?

— Откуда я знаю, почему она лежала! Потому что свалилась с аппарата. А можно узнать, в чем дело?

— Сами не догадываетесь?

— Нет.

— А вы подумайте хорошенько. Транспортировка оружия для целей вооруженного мятежа — ничего такого не припоминаете за собой?