Лайф не в Кайф

- Я не сравниваю, - отвечает мама спокойно, несмотря на мою вспышку гнева и откровенную грубость. - Это любовь, детка. И когда она возникает, вонзается иглой в твое сердце, она не спрашивает, свободно ли оно, готова ли ты, любишь ли уже кого-то. А я любила твоего отца, действительно очень сильно его любила. И если бы у меня был выбор, влюбляться в Вадима или нет, я бы ответила резким отказом. Но меня не спросили, выбора не предоставили, - она театрально разводит руками. - И я долго боролась с собой, но постоянно скрывать свои чувства невозможно, они все равно прорвутся и затопят собой все вокруг. И тебя потопят, если будешь сопротивляться. Чем яростнее ты их подавляешь, давишь внутри себя, затаптываешь и хоронишь, с тем большей силой и мощью они вырываются наружу и фонтанируют, извергаются лавой, сметающей и уничтожающей все на своем пути. Так случилось и со мной. Я сделала больно Павлу, но себе сделала больнее вдвойне.

Она замолкает ненадолго, нервно теребит широкий платиновый браслет на левом запястье, я тоже не нарушаю молчание. Меня так поразила ее длинная речь, что я не способна говорить. Но, к счастью, уже и неспособна плакать.

- И не прекратись это, - продолжает мама чуть увереннее, - мы все страдали бы еще долгое время. Возможно, я до сих пор была бы женой твоего отца, но все были бы несчастны. Павел не встретил бы Софию…

- Лучше бы не встретил… - не сдерживаюсь я, и сама ужасаюсь тем, как зло звучат мои слова, хотя никакой агрессии по отношении к Софии я не испытываю.

Ни за события дней, давно минувших, ни, тем более, за всё, что происходит сейчас. Уж точно не вина Софии, что я не сумела обуздать свои зависимые, рабские, чувства к ее сыну, и предала своего парня, которого любила - была уверена, что люблю - почти два года.

- Тебе не нравится София? - делает мама неправильный вывод по моей реакции.

- Нет, - тороплюсь я опровергнуть неверно созданное впечатление, - дело не в Софии. В её сыне…

- Это с ним ты… целовалась? - проявляет мама чудеса сообразительности.

Я обреченно киваю. Какой смысл скрывать правду, если она известна уже многим.

- И не только целовалась, надо полагать? - с легкой улыбкой осторожно спрашивает мама, вновь удивляя меня догадливостью.

- Не только, но это было давно. Сейчас я бы себе ничего такого не позволила. Наверное… - добавляю менее уверенно.

- Конечно, не позволила бы. Не раньше, чем призналась бы Артему. Ты всегда была честной, моя девочка, - убежденно говорит мама и поднимается. - Ладно, хватит слезы лить. Пойдем-ка прогуляемся на пляж, раз уж вытащила меня на море, поваляемся на солнце. И там, за коктейлем расскажешь мне про то, что было давно. Идёт?

Я, чуть подумав, киваю. Хоть на солнце валяться мне особо не хочется - его мне за последнюю неделю хватило, но я всегда предпочту находиться на свежем воздухе, чем даже в самом шикарном отеле. Тем более что и отель этот за последние сутки уже третий - явный перебор. Да и искупаться я никогда не прочь. Ничто так не освобождает и не смывает - в прямом смысле - все печали, как хороший кроль на длинную дистанцию.

- Вот и отлично. Распаковывай чемоданы, я в душ.

Доставая купальник, пляжное платье и крем для загара, я вспоминаю, что мое молочко после загара осталось у Алексы, которая чуть подпалила незащищенные плечи во время прогулки по… любимому городу Софии. Упоминать название города я избегаю - ни к чему мне лишние напоминания и ассоциации.

По возвращении на яхту Алекса взяла мое молочко и так и не вернула, хотя вполне могла это сделать, когда приходила ко мне на следующее утро выбирать платье. И после этого мы виделись еще пару раз, но, правда, все наши последующие встречи были за пределами яхты, а на яхте мы больше не пересеклись ни разу.

Точно!

До меня вдруг доходит, что Алексы не было и на палубе во время стычки Артёма и Марса, не появилась она и после. И более того - я не видела и не слышала ее весь оставшийся день, что провела на яхте, пусть и старалась быть невидимкой. Но все равно иногда покидала Тошкину каюту и хотя бы мельком, издалека, видела всех - и экипаж, и пассажиров.

Всех, кроме Алексы.

Это странно…

Она что, тоже предалась добровольному затворничеству? Злилась на меня из-за Марселя и ждала, когда я сойду или дело в чем-то другом?

Но в чем?..

Глава 31

Марсель. Два дня назад, Барселона

Сознательно подотстав от Толчина и Агаты, я решаю немного задержаться на улице и присаживаюсь на поребрик на Рамбле недалеко от входа в отель. На душе паршиво, и после недолгого наблюдения за расположившейся по соседству парочкой, дружно пускающей кольца дыма, даже мелькает шальное желание покурить, хотя я не курю и по-настоящему никогда даже не пробовал.

За наблюдениями и мыслями зависаю я почти на земле почти в центре города надолго. В номер возвращаться не хочется дико, буквально не могу заставить себя встать и войти в приглашающе крутящиеся двери. Даже старательно избегаю смотреть в их сторону. А всё потому, что знаю, что там нужно будет притворяться, изображать нормальность и что-то врать Алексе. Опять. А врать чертовски надоело.