Лагерная учительница

— Ты погоди… Я о техниках говорила… А по понедельникам в жэке дворники, рабочие по дому собираются. Дворниками люди разные: и старики, и девчонки, такие, как я, и даже художник один, молодой парень, а рабочие по дому одни женщины. Все, видно, неустроенные, с судьбами изломанными, и пьяницы, вижу, среди них есть! Две такие и ругались, когда я вошла. У одной муж когда-то повесился, так на нее другая кричит: ты его в петлю загнала, такая ты и сякая, и мать-перемать, и страшно слушать! Но Нину Михайловну увидели и сразу примолкли. Ее там, видать, боятся… Девчонки говорят, она всем в жэке заправляет! А начальник — отставник, бывший майор, больной, кашляет, ему все до фени! Все руководство отдал главному инженеру, и она довольна…

Они вышли на улицу и направились к автобусной остановке. Ждали недолго. Автобусы в это время ходили часто.

— А дела-то ты приняла? Чем ты заниматься будешь? — спросил Иван.

— Принимаю… Дел там до черта! Участок у меня шесть домов. И участок, как поняла я, самый запущенный… В двух пятиэтажках все квартиры с подселением, коммунальные. За квартплату жильцов я полностью отвечаю, премия от этого зависит, а в этих домах, в коммуналках, полно пьяниц. Там один полтора года за квартиру не платит, а несколько человек по году, а уж по пять-шесть месяцев страшно сколько. Нигде не работают, а как заставить заплатить, никто не знает…

— Выселили бы, да и все!

— Я тоже так сказала, а мне говорят: нельзя, закона такого нет. Уговаривай!.. За чистоту на своем участке тоже отвечаю. Следить надо за дворниками, рабочими — иначе премия долой. Зарплата их тоже на мне… А самое страшное, говорят, обход квартир. Ходить по квартирам я должна в своих домах, проверять, не залили ли их соседи, не течет ли кран, нет ли жалоб каких? Девчонка, Шура, которая мне дела сдает, ее, оказывается, в дворники перевели за плохую работу, говорит, взъелась Нина Михайловна, плохо работаю: то не то, это не так! И техники подзуживали… Не сумела ужиться…

VII

Василий Гаврилович из школы еще не вернулся. Зинаида Дмитриевна была расстроена, рассказала, из-за чего его вызвали. Наташа сидела здесь же и изредка поправляла мать.

В школу сегодня одна девчонка пришла в сережках с бриллиантиками, хвастаться стала. И ценник с собой принесла, показала. Больше тысячи стоили сережки. Девчонка та, со слов Наташи, всегда ходила расфуфыренная, вся одежда фирменная. Школьную форму она уж забыла, когда надевала. Мать у нее продавец в универмаге, без отца растит… Наташа сказала девчонке, что такие сережки на честные деньги купить нельзя, только на ворованные. И ребята стали смеяться над девчонкой. Она заплакала, убежала домой, матери пожаловалась. Мать в школу примчалась. Наташу к директору требовать стали, чтобы извинилась. А Наташа возьми и ляпни и при матери, что такие сережки можно купить только на ворованные деньги. И не извинилась, как ее ни стыдили, ни уламывали. А вот теперь отца вызвали…

— Нет, дуре, извиниться! — взглянула сердито Зинаида Дмитриевна на Наташу. — Язык бы не отсох. Все б миром и кончилось!

— Иди сама и извиняйся! — обиделась Наташа.

— А зачем Наташе извиняться! — не выдержал Егоркин. История эта его задела. Особенно позиция учителей. — Она же правду сказала!.. Вы, мам, верите, что сережки за тысячу рублей можно купить дочери-школьнице на зарплату продавца?

— И этот туда! — взглянула недовольно Зинаида Дмитриевна на зятя. — Мало ли во что я верю. А делать нужно только то, что люди делают. Если мы все друг другу говорить начнем, что думаем, что тогда будет?

— Честнее тогда все жить станут! — сказал Егоркин. — Будут остерегаться пакости делать, потому что знать будут, что осудят их непременно!

— Верно! Верно! — закричала Наташа. — Я тоже это говорила!.. Я знала, что ты нас поддержишь! — Глаза Наташи горели. Она с восторгом глядела на Ивана, и казалось, готова была вскочить и расцеловать его. — И Юра говорит, что лучшие из тех, кто был в Афганистане, поддержат нас, непременно будут с нами! Они тоже не будут равнодушно смотреть, как душат Родину торгаши и взяточники!

— Ух ты, Родину! — фыркнула, передразнила сестру Галя. — Какие высокие слова!

— Да — высокие! Мы забыли эти высокие слова, а сами стали низкими! — горячо воскликнула Наташа.

— А кто такой Юра? — спросил у нее Иван.

— Вождь новой интеллигенции, — усмехнулась Галя. — Десятиклассник. Она в него влюблена.

— Сама ты влюблена! — вспыхнула Наташа. — Надо сначала жизнь чистой сделать, а потом уж любить.

Из коридора донесся стук двери, в комнату заглянул Василий Гаврилович. Наташа вскочила, с нетерпением глядя на него.

— О чем шумите? — весело спросил отец.

— Рассказывай иди. Не томи душу, — попросила Зинаида Дмитриевна. — Как там?

— В порядке! — отвечал Василий Гаврилович, раздеваясь.

— Ты что, извинился?! — возмущенно вскрикнула Наташа.

— А почему я должен извиняться? — Василий Гаврилович вошел в комнату, пожал руку Ивану, подмигнул Гале. — Ты же нахулиганила!

— Что ты там сказал? — нетерпеливо спросила Зинаида Дмитриевна.