Ладушкин и Кронос

— Можно я скажу? — подняла руку Столярова.

— Говори.

— Моя бабушка, кубанская казачка, не раз видела в детстве кем-нибудь напуганную лошадь. Лошадь безумно мчалась по станице, никто и ничто не могло остановить ее. Порой неслась прямо к обрыву реки. Но всегда находилась чья-нибудь сильная рука, которая хватала ее под узды и останавливала. Вот так, говорит бабушка, будет остановлена и Виолетта. Не может человечество допустить своей гибели.

— Молодец, Столярова, — похвалил Ладушкин.

— Лошадь остановить легче, нежели мчащийся на всех парах поезд, возразил Алик. — Почему ты сравниваешь Виолетту с лошадью, когда на дворе НТР?

— А я придумала, как спастись пассажирам состава, — сказала комсорг. Надо отцеплять на ходу вагоны. Сначала последний, потом предпоследний.

— Отчего же не все сразу, начиная с головного? — возразил Фонарев.

— А ведь правда, — удивилась такому решению двоечника комсорг. — Но все равно страшно.

— Согласен и на такой вариант, — кивнул Ладушкин. — Однако давайте так рассуждать. Кто мы? Люди? Люди. Лично я не верю в плохой исход. Вот посмотрите. — И, раскрыв принесенную Галисветову книгу, он зачитал список комет, которые грозили концом света много веков подряд.

— Раньше наука была слаборазвитой и плохо предсказывала, — возразил Галисветов.

— Возможно, — сказал Ладушкин. — Но это не значит, что перед лицом опасности мы должны терять человеческое достоинство.

— У меня на будущее большие планы, — буркнул Галисветов.

— Все еще впереди, — сказал Ладушкин, но, чувствуя фальшивую неубедительность своего тона, вскочил и стукнул кулаком по столу: — Да что это вы тут! Лучшие люди Земли мозгуют, как спасти планету! Представьте, что получится: через три месяца Виолетта пролетает мимо или же ее расстреливают из лазерного орудия, а нам все равно, потому что мы уже мертвые. Духовно. Мы так боялись, что не заметили, как умерли со страха. Без всяких комет.

В классе стало так тихо, что было слышно, как под потолком шелестят страницы учебника.

— А ведь правда, — тоненько сказала девочка у окна.

— Может, комета вовсе не комета, а искусственное тело, запущенное какой-нибудь негуманоидной цивилизацией и впрямь с целью психически умертвить землян, а потом превратить в роботов, — предположил староста Алик.

Тут все повскакивали с мест и такое началось, что учебник под потолком закружился в танце, а потом начал стремительно летать из одного угла класса в другой.

Ладушкин стоял, зажав уши ладонями и закрыв глаза. Его неподвижная поза вскоре обратила на себя внимание, и класс стих.

— Знаете, как избавиться от страха? — раздался в тишине басок Лесникова. — Мне один студент посоветовал.

Класс вопросительно обернулся к нему. Лесников вышел к доске, сел прямо на пол и по-восточному скрестил ноги, сложив руки на коленях.

— Надо смотреть в одну точку и ни о чем не думать. Тогда переходишь в план недлящегося. То есть освобождаешься от всех временных координат. — И Лесников уставился в точку, где был расположен левый глаз Столяровой. Девочка покраснела и, смахнув со лба челку, сказала:

— Неостроумно. Твой йог забывает, что он не на горных вершинах и отключиться от действительности ему удастся не надолго, потому что в это время за стеной его квартиры будет плакать грудной ребенок или кто-нибудь включит маг.

— И потом, — добавил Галисветов, — если все уставятся в одну точку, кто остановит взбесившуюся лошадь или мчащийся в пропасть поезд?

— Ну вот, — развел руками Ладушкин. — Оказывается, вы все прекрасно понимаете и без меня.

Все вдруг смолкли. Ладушкин взглянул вверх. Учебник физики под потолком выделывал замысловатые пируэты, пока наконец, кружа над головами ребят, не опустился на стол Фонарева.

— Ура! — закричали все хором. — Поле исчезло.

«Значит, встреча была не напрасной, — удовлетворенно подумал Ладушкин. — Они успокоились, напряжение спало».

Но тут раздался возглас Столяровой:

— Ой, смотрите, он же всех надул!

На столе Фонарева лежал аппарат, похожий на перевернутый фильмоскоп. В двадцати сантиметрах от аппарата вертикально застыла шариковая ручка.

— Что это? — опешил Ладушкин.

— Мой гравитон, — гордо пояснил Фонарев.

— Ты же двоечник… Неужели сам?..

— Сам, — смущенно признался мальчик.

Звонок на перемену вывел Ладушкина из недоумения.

— Спасибо, дети, за урок, — сказал он и вышел из класса более спокойным, чем вошел в него, веря в то, что с человечеством не случится ничего плохого, пока есть у него такие двоечники и вундеркинды, как Фонарев и Галисветов.

— Ну как? — неопределенно спрашивал его Ладушкин, и Веня понимал, на что тот намекает, но лишь разводил руками.

— Стараюсь туда не заглядывать. Если хочешь набраться творческого вдохновения — пожалуйста, приходи. Кстати, я думаю, что твои потуги найти истину научным путем весьма сомнительны. Для этого нужен и научный багаж, и единомышленники. Попробуй использовать свою художническую интуицию.

«Возможно, он прав», — подумал Ладушкин и вновь заглянул к Соркину.

В этот раз круглая ставенка времянки, задубев от слякоти, прихваченной морозцем, поддалась со скрежетом, будто была сделана из металла.