Ладога

Вдруг Свирский заметил, что кристаллы, из которых состояла граница, пришли в движение. До этого они висели в воздухе, словно застряв в текстуре. Теперь по всей поверхности сферы начала распространяться как бы легкая рябь. Только что Павел видел перед собой неподвижную гладь, и вот уже перед ним бушевал небольшой снежный шторм.

Купол оживал. Купол чувствовал присутствие постороннего. Граница едва заметно сдвинулась в сторону человека. Но тот не стал ждать, когда загадочная аномалия сама поглотит его.

– Двумя смертям не бывать, а одной – не миновать, – выдохнул сталкер и решительно шагнул вперед, навстречу колыхающейся снежной завесе.

На мгновение сознание Павла помутилось, перед глазами все поплыло. А потом наступила тишина. Непроглядный мрак сгустился вокруг сталкера. Он открывал и закрывал глаза, но ничего не менялось. Он по-прежнему находился во тьме. Чтобы убедиться, что он в сознании, Свирский ущипнул себя.

– Ой, – вскрикнул он, ощутив боль.

Не оставалось сомнений – он не спит. Темнота под куполом была частью реальности, а не галлюцинацией. Постепенно глаза Павла привыкли к темноте, он начал различать детали. Деревья под куполом были, вроде бы, такие же, как снаружи. Над Свирским нависала развесистая сосна, дальше стояли березы. На коре деревьев были заметны какие-то темные пятна, слово ожоги, но Павел не придал этому значения.

– Где, сука, ягоды и грибы?! – закричал сталкер, обращаясь в пустоту.

Чудесное видение, заставившее его переступить черту, оказалось просто мороком, миражом. Реальность оказалась куда страшнее.

Свирский обернулся. Граница возвышалась за его спиной. Только теперь Павел понял, что снежинки, из которых состояли стены купола, не белые, а темные. Купол изнутри напоминал огромную сферу из черных кристаллов. Они поглощали внешний свет и почти не пропускали его сюда, в царство сумрака.

Парень ощутил, как в его душе нарастает тревога. Мир под куполом оказался странным и неуютным, тут было так же холодно, как и снаружи. Но на берегу озера было хотя бы светло, здесь же царил зловещий, могильный мрак.

– Ау! – закричал Павел, не сильно беспокоясь о том, что его крик может привлечь хищных зверей.

Ничего. Ни одного звука не услышал сталкер, сколько ни напрягал слух.

И тут парень испугался по-настоящему. Последние остатки самообладания покинули его.

Изрыгая ругательства, Свирский сорвал с плеча арбалет, развернулся и выстрелил в стену купола. Болт отлетел обратно и упал к ногам сталкера. Тот попытался поднять болт, но тут же с криком выронил его обратно на снег. Болт был горячим, словно побывал в огне.

Павел сделал шаг к границе, протянул руку – и тут же отлетел назад, отброшенный невидимой силой, да еще и сильно обжег руку сквозь ткань варежки. Черные кристаллы зашевелились, словно рой разъяренных ос. Граница прочно удерживала внутри все, что там оказалось.

Ужасная истина открылась Свирскому. Купол был ловушкой, мышеловкой. Он влек к себе, манил, звал. Пройти через границу снаружи было несложно. Один шаг – и ты по другую сторону. А вот вернуться – невозможно. Это была дверь, открывавшаяся только в одну сторону. Крышка хитроумной и жуткой западни.

Сталкер упал на колени и завыл тоскливо и протяжно, словно голодный волк. Ослепленный яростью и отчаянием, он швырял в купол комья снега. Извел весь запас болтов, а потом швырнул следом и сам арбалет. Без толку.

Павел остался почти безоружным. Только нож на поясе мог защитить своего хозяина.

Парень начинал мерзнуть все сильнее. Без спичек, без оружия, один во мраке, он был теперь обречен. Обречен окончательно и бесповоротно – на медленную, мучительную смерть. Все надежды, все шансы на выживание остались там, по ту сторону купола. Здесь его ждали только холод, тьма и тишина.

Павел встал на ноги. Не отдавая себе отчета в том, что он делает и зачем, сталкер зашагал прочь от купола сквозь лесную чащу. Куда он шел? Свирский не знал этого. Разум затуманился. Лишь одна мысль повторялась в голове снова и снова, как сигнал тревоги:

«Движение – жизнь».

Пока он шел, он не мерз. Пока он двигался, он мог что-то изменить. Почти не включая голову, не осознавая, что он делает, Павел перелезал через груды бурелома, перебирался через ямы и канавы.

– Умереть всегда успею. Вперед, – твердил сам себе сталкер.

Он не знал, куда идет. Он знал одно: пока он идет, он живет…

Спустя три часа Свирский выбился из сил. Он прислонился к стволу дерева, чтобы немного отдышаться и собраться с мыслями. Голод терзал сталкера все сильнее и сильнее. Но куда страшнее был холод, пробиравший до костей. Холод подавлял волю к борьбе, сковывал движения, подбирался к сердцу. Тьма и тишина царили вокруг. Глаза Свирского начали слипаться.