Екатерина Медичи скверно спала в ту ночь — ей приснился ужасный кошмар. Будто ее платье вымазано кровью и это кровь ее любимого супруга, короля Франции Генриха II. Она потоком лилась через забрало его шлема. Генрих был ранен на турнире и умирал. Екатерина немедленно приказала позвать своего астролога Козимо Руджери.
— Успокойтесь, ваше величество! С королем все будет в порядке, это лишь сон.
Но его слов было недостаточно, чтобы успокоить королеву. Видение преследовало ее, она нуждалась в другом предсказании и нашла его сама, случайно прочитав один из астрологических альманахов. Альманах пришел из Прованса и содержал следующее предсказание: «Молодой лев во время состязания победит старого льва. Пронзит его глаза в золотой клетке. Две раны в одной. Смерть в страшных мучениях». Это был ее сон! Екатерина сама побежала к Руджери, в верхние комнаты дворца, откуда астролог обычно наблюдал за звездами.
— Козимо!
— Ваше величество, что вы здесь делаете?
— Вот предсказание, которое подтверждает мои сон.
— Ваше величество, вы знаете, что в этих альманахах полно глупостей!
— Я хочу, чтобы вы привели ко мне человека, который написал это! Я приказываю. Вы знаете, как его зовут?
— Да, это какой-то Мишель де Нотрдам. Его называют Нострадамусом.
В 1552 году другой знаменитый итальянский астролог, Симеони, предсказал Екатерине, что ее муж погибнет в сорок лет во время поединка, будучи ослеплен. С этого момента Екатерина жила в постоянных кошмарах. Она обожала своего супруга, их брак был заключен не только по политическим мотивам, но и по любви. Руджери знал об этом, а также о том, что королева всеми способами старалась изгнать даже мысль об ужасном предсказании. Но все было напрасно, оно сбылось в мельчайших деталях. 30 июня 1559 года (королю как раз исполнилось сорок) произошел этот предсказанный поединок.
— Козимо, мое сердце не выдержит пытки! Как можно продолжать жить в этих залах, которые наполнены воспоминаниями о моей любви, — призналась ему в слезах Екатерина сразу после смерти своего мужа.
С астрологом королева позволяла себе быть откровенной, и Козимо гордился этим. Она и ранее делилась с ним своими страданиями, — например, когда узнала, что у единственного любимого ею мужчины, отца ее детей, есть фаворитка. Именно Козимо залечивал ее раны, оберегая от безрассудных действий, вызванных ревностью, объясняя, что фаворитки приходят и уходят, а королева одна — и это она.
— Это место напоминает мне не только о счастливых днях, но и о моих страданиях, Козимо. То, что я испытываю во дворце, непереносимо.
Именно поэтому Екатерина почти сразу покинула Ле Турнель и переехала в Лувр, несмотря на то что по традиции после похорон королева Франции должна была в течение сорока дней оставаться в погребальной комнате. В Лувре она закрылась в своей спальне, соблюдая строжайший траур. В ее комнате все было черным: пол, потолок, стены, мебель, накрытая черной драпировкой, окна, занавешенные черными плотными шторами. Сквозь них не проникал ни дневной свет, ни лунный. О ней поползли слухи, Екатерину стали называть Черной Королевой, но черной была только ее боль. Она отдала приказ полностью разрушить Турнельский дворец и потом заново выстроить. Со временем это место станет Вогезской площадью.
Руджери остался при ней, ведь она была его королевой. Он преклонялся перед Екатериной и обожествлял эту не очень красивую, но умнейшую женщину. Ее ум околдовывал его больше, чем любая красота. Иногда казалось, что его чувства сильнее простого восхищения. Всякий раз, когда она признавалась ему в невыносимых страданиях, он готов был броситься к ее ногам, а потом сжать в объятиях.
Он прекрасно знал, что сердце Генриха уже давно принадлежит другой, — король был благодарен Екатерине за детей и за то, как умно она участвовала в управлении королевством, но оставался совершенно к ней равнодушен. Когда же Екатерина просила своего верного слугу прочесть, что было на сердце ее обожаемого супруга, Руджери скрывал правду, оставляя женщине надежду. Потому что никто, кроме него, не знал королеву столь хорошо… Если бы ей стала известна правда, она пошла бы на все, на любую жестокость. Поэтому астролог продолжал поддерживать в ней надежду, получая в награду счастливую улыбку и благодарность.
Теперь же неотвратимость судьбы ввергла ее в глубочайшее отчаяние.
— Существует что-нибудь вечное, Козимо?
— Любовь, — ответил он.
Любовь переживает все и не умирает никогда Екатерина была согласна с ним, потому что знала — ее любовь к Генриху вечна. Но Козимо понимал, что эта преувеличенная страсть, не находя выхода, в любой момент может превратиться в свою противоположность. Он пока не мог предсказать точно, что ждет его королеву, но уже предчувствовал, что надвигается нечто страшное.
— Очень хорошо, граф. Работы идут по плану?
Граф Сент-Эжен руководил работами по разборке Турнельского дворца, и Екатерина хотела, чтобы он лично сообщал ей о каждом шаге.