– Молчать! – рявкнул Ванзаров начальственным рыком, каким любили баловаться генералы. Эффект удался, никто не смел пикнуть. Он продолжил: – Ситуация целиком критическая – трое гостей уже мертвы. Предполагается умерщвление прочих. Исходя из вышеперечисленных обстоятельств, властью градоначальника Санкт-Петербурга на территории санатория «Курорт», а также в прилегающих окрестностях вводится особое управление. Особое управление осуществляется силами сыскной столичной полиции в моем лице. Правила особого управления… Первое: любые передвижения по территории санатория без моего личного разрешения запрещены. Второе: покидать курзал или номера в пансионе без подробного описания причины и моего сопровождения запрещено. Третье: о любой попытке кого-либо из находящихся здесь лиц покинуть санаторий я должен быть извещен незамедлительно. Четвертое: все лица, находящиеся здесь, российского и любого другого подданства, объявляются подозреваемыми и помещаются под домашний арест. Нарушение правил домашнего ареста карается тюремным заключением до одного месяца…
– Месье, что говорит этот господин? – тихонько спросил Пуйрот.
– Он считает всех убийцами, и потому мы теперь под арестом, – ответил Францевич и добавил: – …пока под домашним. Но это пока смерть не разлучит нас.
Бельгиец был чрезвычайно доволен.
– Как это мило…
– То ли еще будет, – согласился ротмистр. – Повадки этого господина хорошо известны…
– Какова же его репутация, месье?
– Вам лучше не знать, месье, поверьте…
Вежливость не позволила Пуйроту настаивать.
– Пятое… – продолжал Ванзаров. – Приготовить и иметь при себе паспорта для установления личности… Особое управление вводится после его оглашения, то есть немедленно, и будет сохранено сколько потребуется…
– Ненадолго, значит… – с вызовом сказал Навлоцкий. – Пока мы все не подохнем.
Он искал поддержки, но ее не было. Гости были оглушены, переживая каждый по-своему. Игнатьев закрыл лицо ладонью, вжал плечи и сразу стал маленьким усталым старичком. Меркумов почесывал бритый затылок, поглядывал по сторонам, не находя, с кем разделить удивление. Лотошкин держал достоинство, но испуг его был заметен. Стрепетова спрятала лицо на груди мужа, который имел вид далеко не геройский. Могилевский, кажется, лишился дара речи. Марго Ванзаров старательно избегал.
– Сыскная полиция приложит все силы, чтобы не допустить подобного развития ситуации, – заявил он. – Для этого предприняты необходимые меры. Мне удалось передать сообщение в Департамент полиции. К нам уже пробивается через снежные заносы сводный отряд роты полиции и лучших докторов. Завтра утром они будут здесь. Каждому будет оказана необходимая помощь, полиция никому не даст умереть просто так. Впрочем, следственные действия не будут остановлены. Каждый из вас будет тщательно допрошен, проверена его личность. После чего убийца всех лиц будет установлен и понесет заслуженное наказание… Это я вам всенепременно обещаю, господа.
– Разве Веронина и старуху убили? – спросил Навлоцкий в некотором недоумении.
– Это стало причиной введения особого управления. Господа, всем ли достаточно ясно, что передвижения ваши ограничены и вы под арестом?
– Меня это тоже касается? – крикнул Францевич.
– Сыскная полиция рассчитывает на помощь корпуса жандармов, – последовал ответ. – Ротмистр, вы готовы исполнить долг офицера?
Спусковой крючок был нажат. Францевич подскочил и одернул тужурку.
– Так точно! – гаркнул он преданно.
– Тогда прошу взять под контроль выход из гостиной, – Ванзаров протянул ему рукояткой револьвер. – До моего возращения всем оставаться на месте. Ясно, ротмистр?
Францевич с удовольствием принял оружие.
– Будет исполнено! – отрапортовал он. – А вы куда?
– Отлучусь на несколько минут…
Разыграв партию, Ванзаров не мог отделаться от странного чувства: ему казалось, что с залива доносится лай ездовых собак. Было это настолько невероятно, что требовало немедленного разбирательства. Он спустился с террасы курзала к берегу.
В сером мареве вечера из глубины залива что-то быстро приближалось. Лай становился отчетливей. Стали различимы фигуры. Ездоки ехали, стоя на санях, отдаленно похожих на финские. Их тащила упряжка собак, рвавших постромки под длинным кнутом. Настоящие самоедские лайки бежали споро. Сани мчались так быстро, что у Ванзарова не было времени подготовиться к сюрпризу. Сделав красивый вираж, сани лихо затормозили. Погонщик зычно гыкнул, псы, вертясь и лая, прилегли на снег. А с подножки соскочил громадный господин, замотанный шарфом. В руке он держал саквояж желтой кожи.
– Видали?! – восторженно крикнул он. – Эскимосские нарты – настоящее чудо! Я первым в столице прокатился!
– Аполлон Григорьевич, как… – только и смог выдавить Ванзаров. Сказать он хотел многое: человек, который был нужен ему именно сейчас, нужен больше всего, стоял перед ним и разматывал шарф. Не иначе волшебным ветром занесло.