Лабиринт Просперо

Чтобы найти лечебный кабинет доктора, мне пришлось пройти по длинному темному коридору. Не скрою: испытание это не под силу натурам, слабым духом. Постоянно ожидая нападения, я двигался с револьвером на изготовку. Коридор делал поворот направо, после чего я обнаружил обшарпанную дверь, какая всегда ведет в медицинский кабинет. Так и случилось. За ней оказался приемный покой доктора Могилевского. Свет горел, но Джокера не было. Понимая, что вернуться мимо меня в санаторий было невозможно, я набрел на догадку: Джокеру стало хуже, и Могилевский вынужден был перевести его в другой лечебный корпус. Или того хуже: направить в лечебницу в Сестрорецке. Если это произошло, я буду поставлен в самое затруднительное положение. Как вести наблюдение за объектом, который находится в больнице? Вероятно, мне придется предпринять нечто экстраординарное: сломать палец или выстрелить себе в ногу. Тогда на правах пациента я смогу наблюдать за Джокером в лечебнице.

Однако в этом плане есть очевидный недостаток: банда Пуйрота останется без присмотра. И поле боя будет за ними. Чем они наверняка воспользуются и сразу доберутся до багажа Джокера. С другой стороны, оставить Джокера без присмотра тоже нельзя. У него могут быть сообщники, мне неизвестные, которым он даст знать. Они прибудут по его зову в больницу, и тогда я не берусь предсказать развитие событий. Однако все это предстоит решать, когда я точно установлю, куда Могилевский отвез Джокера.

Выйдя на улицу, я с трудом держался на ногах. Так силен был ветер. Однако это не помешало мне наблюдать крайне таинственную сцену: две фигуры тащили нечто продолговатое и белое куда-то в глубину парка санатория. В одной из фигур я признал самого доктора Могилевского. Другая представляла собой форменное чудище: горбатая уродка, которая в ночи казалась подлинным исчадием преисподней. Груз был не слишком тяжелый, они несли его достаточно быстро. Возможно, простая хозяйственная сцена кому-то другому не показалась бы интересной, но я взял ее на карандаш. Завтра, а точнее уже сегодня утром, когда я буду допрашивать доктора о Джокере, непременно задам ему вопрос, что именно он переносил под покровом ночи. Предполагаю, что это какая-то глупость, но моя постоянная готовность подмечать любую подозрительную деталь требует тренировки и подкрепления.

Прошу занести в статью расходов по разыскным мероприятиям мои ботинки. От глубокого снега и постоянного перехода из тепла в холод они окончательно испорчены. Ботинки были куплены в универсальном магазине Гвардейского экономического общества, что на Большой Конюшенной. По имеющемуся у меня чеку мною было заплачено сто рублей. Надеюсь на непременную компенсацию.

Продолжаю разыскные мероприятия.

Честь имею.

Ж. к. ротмистр Францевич

36

Ванзаров спустился по лестнице на цыпочках. И приник ухом к двери. Ему казалось, что он слышит сонное дыхание, такое теплое и живое, такое близкое и светлое. Ему так захотелось обнять ее, прижать к себе, что он не заметил, как стал тихонько барабанить пальцами. Дверь резко отворилась. Ванзаров еле удержал равновесие.

– Какое счастье – это вы!

Она была напугана. Закутана в старенькую шаль. Прическа не в порядке, сбилась набок, кажется, она спала в кресле, постель не тронута. Даже в такие мгновения наблюдательность старательно делала свою работу. Надо было что-то сказать, как-то объяснить свое ночное явление и вообще не стоять пнем. Но Ванзаров смог только глупо улыбнуться.

Марго все поняла.

– Который час? – спросила она, рассматривая его глаза, чуть наклонив голову.

– Поздно… То есть рано… Около четырех утра…

– Ветер все воет…

– Да, погода прекрасная… То есть ужасная, – Ванзаров путался в языке, что стало бы большим праздником для души господина Лебедева.

– Отчего не спите в такой час?

– Да все как-то не очень, чтобы заснуть, я… – проговорил он и не поверил, что способен на такую глупость.

А глупость разрасталась. Марго не могла пригласить его к себе: об этом невозможно было помыслить. Пригласить барышню на прогулку в утробе ночи и снежной бури – тоже неумно. Хотя он готов был на прогулку с ней даже под извержением вулкана. Стоять вот так, в коридоре, когда за каждой дверью уши, хуже некуда. Но он не мог сойти с места.

– А я вот провалилась, – призналась Марго с невероятной улыбкой. – Сидела-сидела в кресле и как в омут упала… Что там за шум был?

– Так, пустяки. – Ванзаров легкомысленно махнул ладошкой, как гимназист. – Одному гостю стало плохо, поднялся переполох…

– Кому же?

– Американцу…

– Бедный старичок… – Марго опечалилась. – В его возрасте такие нервы недопустимы…

Кажется, она его действительно жалела. И кого? Человека, который сделал нищим ее приемного отца, который предложил ставку матч-реванша… Ванзаров не хотел вспоминать об этом моменте. Когда он испытал редкое чувство бессилия.

– Ну, бедным его никак нельзя назвать, – все-таки нашелся он.

– Деньги – это пыль.