Лабиринт Просперо

Привстав на цыпочки, Марго захватила его шею и впилась губами. Губы ее были ледяные и сладкие, как сахар. Слаще этих губ он ничего не знал. Было это только прикосновение. Но длилось оно как целая вечность. Марго побежала в темноте к пансиону. Ванзарову пришлось долго загонять мороз в легкие, чтобы проветрить шальные мысли. Больше, чем когда либо, ему нужен завтра ясный ум. Все значительно хуже, чем в начале предсказала логика.

Рядом заскрипел снег. Ванзаров быстро, как для отпора, обернулся. Мимо шаркала гадкая старуха. Топор торчал за веревкой. Она тащила на горбу бревно засохшего дерева. На ходу, поглядывая на чужака, ведьма прошамкала отвисшей губой и растворилась в ночи. В злых глазках безумия было куда меньше, чем казалось. Старуха все видит и за всем наблюдает. Быть может, знает что-то, что он упустил…

Ванзаров хотел бы сейчас оказаться в трех местах одновременно. Но выбрал курзал.

22

На приставном столике стоял хрустальный набор для утоления жажды. Кувшин опустел до дна. Очередной стакан был полон до краев. Меркумов пил без устали. Сорочка под распущенным галстуком стала влажной от пота. Волосы его были в полном беспорядке. Щеки и лоб пошли пунцовыми пятнами. Выпив залпом и тяжело отдыхиваясь, он предложил и Ванзарову. Глоточек. Жажду Ванзарова глоточку воды не утолить.

– Тяжелый денек выпал? – спросил он.

– Да что вы! Я такого восторга никогда и на сцене не испытывал! Какая буря страстей! Сколько подлинного трагизма! Где еще увидишь столь яростные характеры! Всем этим Чеховым современным кишка тонка до вот такой реальной жизни… – И он вытряс кувшин до капли.

– Вы полагаете?

– Нет, одно вам скажу… – Меркумов пальцем выбрал из стакана все, что там оставалось. – Такое бы в пьесу, да в бенефис! Успех был бы чудовищный!

– Согласен: чудовищный, – сказал Ванзаров. – А где так банковать научились?

Меркумов застенчиво улыбнулся.

– Да что вы, господин Ванзаров, шутите надо мной… Опозорился ведь. В такую лужу сел, что и вспомнить стыдно… Скажу вам как на духу: карты не люблю, играю только на театре…

– То есть в антракте с партнерами просадите от скуки тысчонку-другую…

– Если бы… Я-то ведь играю только на сцене, в пьесах то есть…

– Это в каких же? Не помню, где у Островского в макао режутся…

– Так ведь «Игрок» Гоголя, «Маскарад» Лермонтова. Я там Арбенина играл…

– Ах да, верно, – согласился Ванзаров. – У вас в Саратове ставили?

– С большим успехом! – с гордостью отвечал Меркумов. – По всей Волге возили, от Астрахани до Нижнего, овации срывали!

– Изобразите…

– Что, простите?

– Да хоть монолог Арбенина…

Меркумов прокашлялся и начал с пафосом:

Ну, вот и вечер кончен – как я рад.
Пора хотя на миг забыться,
Весь этот пестрый сброд – весь этот маскерад
Еще в уме моем кружится…

Читал он картонно-трагически, как и положено провинциальному актеру, и даже намного хуже. Чтобы не терпеть это мучение, Ванзаров зааплодировал в начале третьего стиха («Ей-богу, мне такая роль уж не под леты…».)

– Благодарю, это было превосходно, – сказал Ванзаров. – Раз карьера в столице не сложилась, не с пустыми руками вернетесь.

Меркумов замахал на него отчаянно.

– Молчите, молчите, спугнете удачу! – Он вытащил пачку ассигнаций, любовно сжимая ее в ладонях. – Это первый раз в жизни так подфартило. Получил на чай, так уж получил… Такие деньжищи!

– Куда собираетесь вложить? Что думаете?

– А тут и думать нечего! – Меркумов старательно запихал куш в карман пиджака. – В искусство вложу! В театр! Сделаю антрепризу, сам – в главных ролях, афиши напечатаем, как положено, и покачусь от самого Ростова по России-матушке. Может, и до столицы докачусь! Сбылась мечта идиота… – И он попробовал вытряхнуть хоть что-то из пустого стакана.

– Ну, счастливчик, признавайтесь: для этого спектакля вас наняли?

И хоть Ванзаров дружески улыбался, актер несколько попятился от него.

– Да что вы такое говорите… Я же актер, пусть провинциальный, а не продажная девка, чтоб меня так… А если мне удача улыбнулась, так вам и завидно, что сами за стол не сели… Вам же первому предлагали… Нехорошо это, господин Ванзаров. Актера всякий обидеть может, особенно у вас тут, в столице. Что я, не вижу, как на меня все косятся: будто я прокаженный или негр какой.

В голосе его звенела слеза. Ванзаров дружески похлопал его по плечу.

– Перестаньте, дружище… – искренно сказал он. – Простите, если обидел. Не хотел. Вы славный человек. И никто на вас косо не смотрит, не берите в голову. А если и смотрит – наплюйте, будьте собой. Да и вообще день выдался тяжкий. А завтра еще круче завертит… Банковать опять сядете?

– Вот уж увольте, – ответил Меркумов, вытирая глаз рукавом. – Столько страха натерпелся, что до седых волос хватит. Ваш черед…

– Так я играть не умею.

– Ничего, я же справился. – Нет уж, все, – твердо сказал Меркумов. – В такие игры, как завтра господа подрядились, не сунусь. Не приду, и все. Что я, должен, что ли, им?!