Настоящая любовь приходит к человеку исподволь, он далеко не сразу осознает, что́ произошло. Так и я полюбила надломленного и глубоко несчастного мужчину намного раньше, чем заподозрила, что он мне хотя бы нравится. Давид, всегда видевший меня насквозь, испугался. Именно ему пришло в голову устроить меня на работу в букинистический магазин “Семпере и сыновья”, знакомый ему с раннего детства. И он же по собственному почину принялся уговаривать Хуана (моего будущего мужа, в то время имевшего статус Семпере “сына”) поухаживать за мной. В те дни Хуан отличался робостью в той же мере, в какой Давид – дерзостью и нахальством. В некоторых вещах они были словно день и ночь, что не удивительно, поскольку в сердце Давида всегда царила ночь, простите за каламбур.
К тому времени я начала понимать, что писателя из меня не получится, впрочем, как и капитана подводного плавания, и сестрам Бронте придется подождать более подходящего кандидата в продолжатели их творчества. И еще осознала, что Давид Мартин болен. У него в душе разверзлась бездна, и после тягостного существования в непрерывной борьбе с тьмой за сохранение рассудка он проиграл бой. Когда я появилась в его жизни, Давид уже терял разум, ускользавший, точно песок сквозь пальцы, который он безнадежно пытался удержать. Если бы я послушалась здравого смысла, то обратилась бы в бегство, но к тому моменту я уже приучилась перечить сама себе и вошла во вкус.
Со временем о Давиде Мартине распространилось множество слухов, ему приписывали совершение ужаснейших преступлений. Мне кажется, что я знала его лучше всех, и потому убеждена, что если он и виноват, то лишь перед собой. Вот почему я помогла ему бежать из Барселоны, когда полиция обвинила Давида в убийстве своего покровителя Педро Видаля и его жены Кристины. Давид воображал, будто любит Кристину, поддавшись той безрассудной, роковой страсти, которой часто заболевают мужчины, будучи не в состоянии отличить женщину от идеального выдуманного образа. И я молилась, чтобы он не вернулся в город и обрел покой где-нибудь в далекой стране, и я смогла бы забыть его – или же убедить себя, что забыла. Но Бог внимает молитвам лишь тогда, когда человек просит о том, что ему совсем не нужно.