Повесть о том, как мне удалось стать ученицей Давида Мартина, весьма длинная и запутанная. Зная его, я не удивилась бы, если бы сам Давид в каком-нибудь романе собственноручно описал эту историю, где моя роль наверняка выведена без намека на героику и романтизм. Если говорить коротко, вопреки яростному сопротивлению Давида, я сумела проникнуть в дом, в его странную жизнь и сознание, само по себе являвшееся зачарованным замком. Возможно, так распорядилась судьба, или дело заключалась в том, что в сущности Давид Мартин был человеком с истерзанной душой и нуждался во мне намного больше, чем я в нем, сам того не понимая. “Заблудшие сердца, встретившиеся в полночь” – так я тогда написала в стихах, решив попрактиковаться в жанре мелодрамы. Новый наставник нашел их опасными для здоровья, объявив, что от подобного блюда может развиться диабет. Таков уж он был.
Мне не раз приходило в голову, что Давид Мартин стал моим первым настоящим другом после доньи Лорены. Он был почти вдвое старше, и порой мне казалось, будто до знакомства со мной Давид прожил сотню жизней. Но даже в те минуты, когда он избегал меня или мы ссорились из-за ерунды, я чувствовала в нем родственную душу, невольно подтверждая изречение “ад создал их, и заклятие соединило их”, как однажды в шутку выразился Давид. Подобно многим добросердечным людям, Давид предпочитал прятаться за броней цинизма и замкнутости, но, несмотря на колкости, которыми он меня осыпал (в чем я ему не уступала), и сколько бы он ни притворялся брутальным, в отношениях со мной всегда проявлял завидное терпение и великодушие.