Лабиринт Минотавра

Вдруг мимо машины, куда – то спеша по своим далеко уже не детским делам, с шумом и смехом пробежали подростки. Один из них внезапно остановился и, мельком взглянув в салон машины, крикнул убежавшим вперед друзьям: «Эй, пацаны, идите сюда. Здесь, кажись, никого нет». Он пригляделся. «Там что – то лежит», – уже чуть тише продолжил подросток.

Мальчишки осторожно подошли ближе и, пытаясь разглядеть через затемненные стекла автомобиля внутренность салона, прилипли к стеклам. Кто – то уже, пробуя открыть двери, дергал за ручки.

Вдруг внутри что – то зашевелилось и хриплый мужской голос, без тени смущения вспоминая родителей этих сопляков, посмевших прикоснуться к его собственности, громко предложил им смыться. Причем очень быстро. Пока он им не помог. И подтверждая серьезность своих намерений, мужчина достал с заднего сиденья биту. Смысл сказанного был не только красноречив, но и ясен. Но не для них.

Ватага мелких хулиганов, как бы от неожиданности отпрыгнув в стороны, не только не убежала, а, напротив, на удивление осмелела. Они прыгали вокруг машины, кривлялись, высовывали языки, показывали пальцами понятные всем, кто видел американские фильмы, знаки. Один из них, согнув в локте сжатую в кулак правую руку, резко перехватил ее изгибом левой…

Находившийся в салоне мужчина, видимо, смотрел американские фильмы. Потому как он понял все, что хотели так красноречиво сказать ему эти самые, выражаясь его словами, сопляки. Его терпению пришел конец. Дверь резко открылась, и показалась бейсбольная бита.

Но, не успев насладиться чувством справедливой мести, подтвержденной красноречивыми угрозами, отборным матом и бейсбольной битой, мужчина вдруг как – то обмяк и затих.

Через две минуты на улице уже не было ни мелких хулиганов, ни серой «девятки».

* * *

– Смотри, он еще и улыбается, – неизвестно к кому обратился золотозубый.

– Не, это не от радости. По жизни он такой, веселый. Правильно говорю, Кривой? – проговорил кто – то еще.

Не понимая еще, что с ним случилось, потому что в голове ощущалась невыносимая боль, от которой хотелось выть, Кривой, махая в знак согласия головой, пытался рассмотреть стоящих перед ним людей. Ему, конечно, не до шуток, но что поделаешь, если, помимо его воли, окружающие всегда считали его веселым человеком.

От ярко светившей прямо в лицо Кривого лампы, он не мог практически видеть ничего, тем более стоящих перед ним неизвестных людей. По причине крепко связанных сзади рук прикрыться от яркого света он не мог, поэтому, как ни пытался как – то отклониться от света направленной на него лампы, ничего не получалось. Каждое движение приносило резкую боль в голове. «Чем это ее так?» – подумал Кривой.

Тем не менее, он все понимал. Понимал, по какой причине он оказался здесь и что взяли его на живца. Вспомнил подростков, которые заставили его выйти из машины. Черт, как глупо все получилось. Сам себя привез цыганам.

– Сейчас отдыхай пока, смешной ты мой. Скоро Барон приедет, у него к тебе разговор будет. Хочу предупредить: не любит Барон, когда его не понимают, и ой как не любит, когда врут ему… поэтому, подумай пока.

Свет внезапно потух. Противно скрипя и громыхая, закрылась железная дверь, слышно было, как снаружи, трижды провернувшись, защелкнулся замок. То, что это был подвал, Кривой понял сразу. И не только по причине особой сырости, но и особого крысиного запаха. После установившейся вдруг тишины он явно слышал их возню и писк. Вместе с тем здесь было очень жарко. Слышно было, как из какой – то трубы, словно отсчитывая секунды, равномерно капала вода.

«Твою мать, как глупо попался. Все, это конец, меня отсюда живым не выпустят. Зарежут как барана или…»

Может, откупиться? Мелькнула и тут же исчезла мысль. Чем? Их же золотом? Нет, они не простят его, слишком много проколов он совершил. Все вспомнят. Доказательства его невиновности им не нужны. У них свой суд, цыганский. Решает все Барон. Он и прокурор, он и судья, он и защитник, он и палач. В одном лице.

Постепенно боль проходила, но в голове появился какой – то шум и сильно давило в висках. Хотелось обхватить голову руками и сжать ее в висках, но сделать этого не позволяли связанные руки. От бессильной злости Кривой, крепко сжав зубы, рискуя их сломать и размахивая из стороны в сторону головой, повалившись на бок, утробно застонал.

Копошившиеся где – то в углу подвала крысы, услышав этот, наполненный нечеловеческой болью стон, прекратили свою возню. Их любопытство, вызванное присутствием живого, непонятно почему вдруг появившегося здесь и неподвижно полулежащего у стены человека, перебороло чувство страха. Короткими перебежками, внезапно останавливаясь, поводя из стороны в стороны своими длинными мордочками, присматриваясь и принюхиваясь, все ближе и ближе приближались они к этому неизвестно откуда появившемуся и нарушившему их крысиный покой человеку…