Лабиринт кочевников

– Хорошо. Значит, убийство там у тебя. Переулок Красовского, это возле речки уже… Надо, чтоб ты глянул. Можешь к райотделу подойти? Асламов тебя в машине ждет.

– Сейчас прямо?

– Уже ждет, говорю! Хреновое там дело, хочу, чтоб ты видел. Труп увезли еще утром, но все равно. Юра тебе расскажет, что к чему.

– Понял… Бегу!

Вниз по улице, потом налево и еще два квартала, совершенно безлюдных в это время. Возле серого одноэтажного здания с решетками на окнах торчал милицейский «уазик», возле которого торчала знакомая мелкая фигурка Асламова. Ян прибавил ходу, махнул рукой. Старлей в ответ кивнул, сунулся в переднюю дверь. Хрюкнул стартер, из выхлопной трубы повалила белая дымная струя.

– Доброе утро, Ян Антоныч, – Асламов бросил в сугроб недокуренную сигарету, содрал с ладони перчатку. – Ну что, едем?

– Ты здесь командуешь, – с трудом выдавил улыбку Климов. – Это недалеко, насколько я понимаю?

– Над речкой, – коротко бросил в ответ милиционер и полез на переднее сиденье.

Усатый сержант в видавшем виды черном тулупе врубил первую, развернулся и погнал по широкой колее, разъехаться на которой с кем-то было уже невозможно. Для Заграйска это было обычным делом: техники и, главное, соляры у коммунальщиков во все века хватало только на центр и окрестности вокзала, а остальное – да живите как хотите. Ждите оттепели, в конце концов.

– В общем, соседи услыхали выстрелы в три часа ночи, но милицию вызвали только через полтора часа, уже к пяти ближе, – заговорил Асланов, поворачиваясь к Яну. – Почему так? Ну-у… Боялись. Основания у них были в общем-то. Покойник этот, Борисенко, три ходки имел. Нет, жил тихо, завязал давно: но все равно побаивались его. Да и говорят, «под стаканом» чудил иногда… Хотя заяв никто не писал. Ну это ладно… В общем, к полвосьмого его до морга наконец довезли, а через час туда эксперт наш доехал, Лев Михалыч. Глянул – и говорит, мол, ни с какой чердачной лестницы он не падал, налицо смерть от удушья, причем не просто так – от удушья, ха! – это отравление, вдохнул он что-то. Потому и зеленый весь такой, и следы рвоты на лестнице. Ну, товарищ подполковник вас сразу же…

– Ты на месте был уже? – быстро спросил Ян.

– Меня первым подняли, как наряд туда прибыл. Михалыч там сейчас, с Малиновским – это следак наш. Ну, познакомитесь.

– Ясно, – сухо ответил Климов, давая понять, что пока ни о чем говорить не намерен.

Переулок Красовского оказался узкой дырой, выводящей на заросший кленами берег Граи, но метров на триста правее Железного моста. Возле покосившихся ворот, где жил старый вор Борисенко, снег был разъезжен и растоптан, как и ожидалось. Милицейский «УАЗ» со скрипом тормознул у калитки, сержант заглушил движок. Асламов выпрыгнул из салона, попытался открыть дверь Яну, но тот опередил его.

– Следы вокруг дома ты смотрел? – спросил он вполголоса.

– Смотрел, понятно, – кивнул опер. – Только тут часа в два снежок посыпал, вы не видели, наверное…

– Видел, – мрачно отозвался Климов. – Так, на всякий случай спросил. Но если они на чердак запрыгивали, то хоть что-то от них должно было остаться?

– Вы думаете, это опять «черти»?

В голосе молодого лейтенанта прозвучал такой ужас, что Ян только вздохнул и сплюнул в снег.

– Идем, – сказал он.

– Да вокруг дома и не было ничего, – с обидой проговорил Асламов.

– С собакой, что ли, ходили?

– Откуда у нас собаки?.. Тут сам мясо два раза в неделю видишь…

Двор свой, маленький и неряшливый, Борисенко чистить даже не думал – от калитки к веранде затоптано было так, словно тут рота маршировала. В общем-то так оно и было, наверное: милиция, санитары с носилками… Вокруг дома по свежему снегу тоже тянулись цепочки глубоких следов, не один опер Асламов там лазил. Климов только вздохнул. Что тут теперь найдешь?

Вымазанный по кирпичу белой краской, дом убитого выглядел не то чтобы совсем бедно, а как-то убого, так, словно хозяин плюнул на него много лет назад и жить собирался недолго. Ян посмотрел в грязное темное окно, вошел в открытую Асламовым дверь.

Здесь пахло кислой, пьяной старостью. Налево от пыльной и захламленной веранды – кухня, прямо – комната, просторная, метров на двадцать, с двумя окнами и батареей парового отопления между ними. За облезлым письменным столом сидел высокий мужчина в кожаной куртке, быстро писал что-то на листе бумаги, вложенном в папку. Заслышав шаги, он резко поднялся, глянул на Климова. Яну сразу не понравились эти серые глаза: равнодушные и в то же время слишком самоуверенные.

– Малиновский, – коротко представился он, даже не подумав протягивать руку. – Вы это… от Сомова?

– Климов, – ответил Ян. – Где люк на чердак находится?

– В кухне.

Ян покрутил головой, разглядывая жилище покойного Борисенко. Как ни странно, обычного алкоголического свинарника он не увидел, скорее наоборот. Разобранный диван годов шестидесятых со сброшенным на пол ватным одеялом, рядом старинный шкаф, напротив – румынская тумбочка, на которой стоял вполне приличный «Рубин» последних советских выпусков. Возле кровати торчала самопальная табуретка, а на ней стакан с водой и пузырек корвалола.