Лабиринт кочевников

Мороз стал ощутим. Ян смял в пальцах давно догоревший, холодный уже окурок и дернул дверь. Надо было разобраться как следует с продуктами да пожарить наконец картошку: три дня мечтал.

Около восьми телефон зазвонил снова. Ян подскочил, едва не опрокинув со стола сковородку – ему отчего-то показалось, что это Таня, – но звонил снова Асламов.

– Ян Антонович, я тут разузнал кое-что. Случайно так… Встретил одного старого знакомого, он тут на Верхней про всех все знает, ну он Сергеева помянул, который исчез, вы ж помните, да? Слово за слово, так вот… Дед Сергеева работал на воензаводе технологом и в восемьдесят третьем отравился как-то. Подробностей никто не знает, хоронили как обычно, вроде несчастный случай. Понимаете? Понимаете, к чему я? Восемьдесят третий, Ян Антонович, как раз то самое дело, и уже слыхал я про то, что на кого-то там хотели все свалить, а он… Ну, вы помните!

– Помню, – глухо ответил Климов. – Помню я, Юра, помню. Да, что-то странные у нас начинаются совпадения.

– Совсем странные! Я не я буду, если все это не связано как-то… Одно с другим, понимаете? Ну, я звонить буду, как еще что-то выясню.

Ян глянул на часы. Идти в гости к Невинскому было уже поздновато, да и о чем с ним сейчас говорить? Тот самый случай, когда лучше не спешить, подумать как следует.

Если, конечно, опять не случится чего-нибудь необычного – снегопада, к примеру.

* * *

Но утро началось с тумана. Туман не просто скрыл низкое серое небо, он замотал в свою вязкую плоть все вокруг, лишив мир даже того слабого света, что могла дать зима. Ян проснулся в девять, ощущая, как болят ступни. Поворочался, встал, отдернул в сторону штору и протер в удивлении глаза. За окнами стоял сумрак, глухой и безнадежный.

Ян видел эти туманы. Они тянулись с юга, поднимались по петляющей ленте речки Граи и затопляли город, разливались меж низеньких кварталов, сжирали деревья в скверах. Такое случалось редко, раз в три-четыре года: поглотив зиму, туман стоял несколько дней, а потом обычно превращался в занудный то ли снег, то ли дождь.

Сейчас Яну вдруг причудилось, что где-то там, за границей этого недвижного бесцветья, ждет своего часа угроза, пусть и размытая влагой, но оттого не менее реальная. Его передернуло; в ванной комнате Ян разжег колонку и долго подбривал контуры бороды, добиваясь чуть ли не идеальной линии. Взгляд в зеркало вызвал облегченную улыбку – да черт с ним, с этим туманом. Пара дней, не больше.

Он поставил на плиту чайник, соорудил два бутерброда с докторской и включил телевизор. На экране суетилась веселая домохозяйка с каким-то стиральным порошком. Ян сел, покрутил в пальцах сигаретную пачку, потом взял мобильник, забытый вчера на кухонном столе.

Индикатор показал два пропущенных вызова, причем последний – три минуты назад. Татьяна. Ч-черт, как неудобно! Просто так она утром звонить не станет, не тот человек, нет в ней этой сопливости с «заиньками» да «солнышками». Ян поспешно нажал кнопку.

– Привет… Извини, я там брился долго, не слышал просто. У тебя случилось что-то?

– Машина у меня поломалась! Завтра ребята приедут, на ремонт потянут, а мне сегодня товар на базе забрать надо, там ждать не будут. Я подумала, а вдруг ты придумаешь что-нибудь? Мне прямо вот сейчас и нанять некого, все в разгоне. Хоть на дорогу выходи, грузовик какой-нибудь лови.

– А что тут придумать? В мой «Транзит» влезет?

– За два раза войдет. Родненький, ты только встал, что ли? Позавтракать успел? Я сейчас такси найду, подскочу к тебе, и поедем, хорошо? Я уж думала, не поможет никто, все, как нарочно, заняты.

– Я буду ждать, – счастливо рассмеялся Климов. – Должен же я быть тебе хоть чем-нибудь полезен, в конце концов?

– Ты глупости не говори, а то я обижусь, – оборвала его женщина. – Все, сейчас приеду!

Он как раз успел выпить полчашки чаю, когда за воротами раздалось бибиканье такси.

Ян поспешно выскочил из дому – только ноги в ботинки всунул, открыл калитку. Ежась, впустил во двор Татьяну и припустил обратно. Температура была плюсовая, но Урал вам не Таити, так что туманище продирал до костей.

– Сейчас я оденусь! – крикнул он из спальни.

– Ой, да слава богу, – отозвалась Таня. – Я тут тебе вискарика принесла. Авансом, так сказать.

– Вот всегда так, – театрально заохал Климов, выходя в коридор. – И не хочешь пить, и не пьешь, а потом все равно… И как я без этой гадости практически всю сознательную жизнь обходился?

– Ой, а еще офицер… рассказывай, как вы там у себя в полку обходились! – Женщина чмокнула его в щеку, сделала шаг на кухню, чтобы поставить на стол бутылку, и, вернувшись, глянула на него настолько счастливыми глазами, что Яну вдруг стало как-то даже не по себе.

Он присел на корточки, завязывая шнурки, – не хотел, чтобы она сейчас смотрела ему в лицо, потом резко встал, надел летную куртку, проверил, там ли права с техпаспортом, и рывком отпер дверь:

– Пошли. Тебе до обеда, если я правильно понял?

– До двенадцати, – скривилась Таня. – В том-то и беда, понимаешь? Фура стоит, я там не одна такая, забрать надо и коробки, и мешки… А у них время – деньги. Что делать?