Лабиринт Данимиры

Чудовище дважды обернул красную нить вокруг моего запястья, оставшиеся кончики он завязал узелком.

— Не снимай никогда, не отдавай никому.

— А тебе?

Где-то там, во тьме, кто-то усмехнулся.

— Мне — тем более.

Я не торопилась убирать руку. Ладонью я чувствовала биение сердца, и от горячей пульсации у меня слегка кружилась голова.

— Можно я тебя ещё потрогаю? — Я замедленно провела по выпуклой груди Чудовища, и голова закружилась ещё больше. Что-то со мной творилось — мне хотелось осязать и осязать Чудовище — так, как это может делать только человек с человеком. Я почти забыла, каково это — прикасаться к кому-то рукой, чувствовать, что там, под тканью, гладкая тёплая кожа, до которой можно добраться…  Я вспоминала и теперь испытывала такие острые ощущения, что от волнения мне было трудно дышать.

Вместо ответа Чудовище наклонил голову, и тёмные пряди закрыли мрак лица. Он стоял неподвижно, прислушиваясь к прикосновениям.

Моя рука скользнула выше, на ключицу, потом на шею. Я любила обнимать его лапами за шею и утыкаться в неё носом, а Чудовище всегда сообщал, что нос у меня холодный и мокрый, а я всегда отвечала: «Но тебе же это нравится, я знаю», и он соглашался, что да, нравится…

Мне вдруг захотелось уткнуться лицом в шею Чудовища и прикоснуться к ней губами.

Это было сумасшествие, и это надо было остановить. Бог знает, до чего я могла дойти.

Я сделала над собой усилие — невероятное усилие! — и убрала руку, с сожалением скользнув напоследок по плечу Чудовища.

— Прости, — сказала я, приходя в себя. — Я так давно не была человеком.

— Я тоже, — ответил Чудовище глухо.

Я смотрела в темноту и чувствовала, что темнота тоже смотрит на меня.

Отвести глаза получилось не сразу.

— А с этим что делать? — босой ногой я показала на разрыв в пентаграмме. — Это последний участок. Лишних нитей нет.

Чудовище присел на корточки.

— Ничего, здесь мы немножко смухлюем.

Он взялся за концы нитей и потянул их друг к другу. Несмотря на мизерное расстояние, это было нелегко, я видела, как напряглись жилы на сильных руках, но он это сделал, он соединил два конца, не подходивших друг к другу.

Нити срослись, как родные, и сразу же стало светлее. Свечение усилилось, и потрескивание стало громче, к нему прибавилось гудение, так гудит пламя, когда набирает полную силу.

— Теперь я уйду. — Чудовище встал. — Мне пора.

Мне не хотелось, чтобы он уходил.

— Погоди…  поговори со мной ещё немного.

Чудовище погладил меня по голове и повторил фразу, так насмешившую меня прошлым вечером:

— Я не видел никого красивее и умнее тебя.

Только теперь было не смешно.

Потом он повернулся и пошёл прочь.

В этот момент степь загорелась. По нитям заскользили языки пламени, и пламя перекинулось на ковыль. Фигура Чудовища наполовину скрылась в огне.

А я вдруг поняла, что это было прощание. Чудовище приходил со мной проститься. Мы больше никогда не увидимся.

— Стой! Не оставляй меня! — закричала я и рванулась вслед за ним.

Пламя взметнулось навстречу мне, заслонив уходящего.

Огненная стена стала в человеческий рост, к гудению прибавилось завывание, будто тысяча демонов вышла на тропу войны.

Я инстинктивно вытянула руки, защищаясь, и огонь отступил. Но момент был упущен — Чудовища нигде не было видно. Я бежала по степи, вытянув вперёд руки, рассекая огненные стены, которые сразу же смыкались за моей спиной; я звала Чудовище, но он не откликался.

В конце концов, я споткнулась, упала и заплакала.

Мне было не найти его.

Дурацкий, дурацкий сон!

Красная нить на запястье, повязанная Чудовищем, защищала от огня, но я рыдала так, что плакала ещё некоторое время после того, как проснулась.

* * *

… Светало, на обоях трепетали бледные утренние блики.

— Это ещё что такое? — услыхала я вдруг недовольный голос. Это был тот самый, новый голос Чудовища, однако таких интонаций я от него ещё не слышала. — Откуда ты взялась? А ну, брысь отсюда! — И меня резким движением смахнули на пол.

Было не сколько больно, сколько обидно. Я немедленно наглухо заблокировала свои мысли: стало тревожно. Тот, кто сейчас сидел на лежанке и настороженно разглядывал стены, пол, потолок, Чудовищем не являлся. Его взгляд перебегал с одного предмета на другой, можно было поклясться, что это место он видит впервые в жизни.

Наконец, незнакомец холодно взглянул на меня.

— Бардак, кошки какие-то…  — произнёс он, поморщившись. — Какого дьявола? — и отвёл равнодушный взгляд.

Кошки какие-то?! Это про меня, про самую красивую и умную? И где бардак? Видел бы он, что тут было раньше! А мы с Чудовищем недавно нашли в одном из шкафов косынку в цветочек и постелили её на комод. И стало гораздо уютнее. И пол мы подметали вчера…  то есть, Чудовище подметал, а я охотилась на швабру…

От этого воспоминания я чуть не разревелась снова.

Не-ет, этого типа невозможно называть Чудовищем. Он этого не заслуживает.

Он некто, кого я не знаю.

Буду звать его Нектом.

«Нипочём не отдам Некту яблоко» — вспомнила я из «Буратино».