Лабиринт

Гейдриха возмущали недостатки в снабжении армии. Акция "одежда" Геббельса - движение по сбору и отправке в войска зимней гражданской одежды - шло не только с обычной помпой, но с изрядной долей искреннего энтузиазма. Но как бы то ни было, это не могло возместить причиненный ущерб. Гейдрих предлагал за каждые 100 замерзших германских солдат расстреливать кого-либо из управления квартирмейстера, начиная с самого верха. Послать войска в летнем обмундировании воевать в условиях русской зимы было преступлением.

Фельдмаршала фон Браухича (уволенного Гитлером) просто сделали козлом отпущения. Конечно, и он нес определенную долю ответственности, но прямые виновники все еще сидели в своих уютных кабинетах. Они уже несколько пришли в себя, но все еще поблескивали золотыми галунами. Гитлер все больше и больше полагался на Гиммлера, который будучи хорошим тактиком, мог воспользоваться своим влиянием на фюрера. "Если бы он только позволил мне давать ему советы" - пробормотал Гейдрих. Затем он кратко коснулся положения во Франции и Бельгии.

Для этого он хотел воспользовавшись отсутствием сопротивления со стороны вермахта, самолично назначить высших руководителей СС полиции в этих странах.

Я не видел в этом смысле. В таком случае слишком усложнилось бы система управления, да и найти подходящих людей на указанные должности теперь было не просто.

Гейдрих рассеянно соглашался и вдруг сказал: "Гиммлер настаивает на этом, и как раз в данный момент я должен продемонстрировать свою добрую волю. Сейчас мы находимся в очень напряженных отношениях."

Видимо, между ним и Гиммлером имелись серьезные разногласия. К тому же последний с ревностью относился к достижением Гейдриха. Его политика в протекторате оказалась очень успешной. Фюрер был согласен с планами Гейдриха и его действиями. Он начал общаться с Гейдрихом один на один, и хотя тот был польщен оказанным ему вниманием, он опасался осложнений из-за ревности и враждебного отношения со стороны Бормана и Гиммлера. Он опасался, что Борман ответит интригами; От Гиммлера же можно было ожидать подлости и жестокости.

Действительно Гейдрих оказался в сложном положении. Пока успехи располагали к нему Гитлера, но он ни в коем случае не чувствовал себя в безопасности и не знал, как справиться с препятствиями, которые возникали из-за соперничества между ним, Гиммлером и Борманом.

Открыто напасть на них было опасно во все времена, ибо Гитлер еще сильнее, чем Гиммлер, заботился о внутренней лояльности СС. Гейдрих понимал, что, в любом случае, уже поздно. Подчинение Гитлера их влиянию и поворот против Гейдриха были делом времени. Вскоре это время наступило. Гейдрих подумывал о включении меня в свиту фюрера, но я сумел его отговорить. Перед моим отьездом в Берлин он снова заговорил о своем предложении. Для него было особенно важно, чтобы его интересы отстаивал кто-нибудь на самом верху. Он полагал, что для меня неплохо было бы некоторое время докладывать непосредственно высшему руководителю. В конце концов мы пришли к компромиссу: я должен был еще на месяц остаться в Берлине, а он тем временем устроил бы мое прикомандирование к штаб-квартире. Однако из этой затеи ничего не вышло. Вскоре я выехал в Гаагу для совещания с техническими специалистами по поводу ультракоротковолновых передатчиков.

Именно здесь, в Гааге, в июне 1942 г. до меня дошло телетайпное сообщение о попытке покушения на Гейдриха и его тяжелом ранении. Мне приказали срочно вернуться в Берлин.