Лабиринт

Хорошо еще, что далеко было до марта, когда из под начинавшего таять снега появлялись «подснежники» – труппы, лежавшие под снегом всю зиму и проявлявшиеся только с весенним солнышком, как и первые цветы. И от слова «подснежники» произнесенного по любому поводу, в том числе по поводу первых, голубых или белых нежных цветов, Евгения Степановича начинало трясти. Ненавидел он и труппы животных, начинавшие появляться в это же время: искореженные, с характерным оскалом. Впрочем, жила в городе женщина, которая не любила это зрелище еще больше его. Но сейчас она лежала на дороге. А в трубке раздалось:

–Рад бы обрадовать, но нечем. – Труп возле дороги. Гаишники уже там. Забираем следователя и выезжаем за вами. Жди у входа… – И – гудки…

–Дело было вечером. Делать было нечего… – подумал Евгений. И таким уютным ему показалось мгновенье до звонка, когда не надо было никуда бежать, не смотреть на труп какого-то никому давно не нужного бомжа, замерзшего у дороги или подгулявшего мужичка, прибитого своими же приятелями или выброшенный из машины, после каких-то ночных разборок. Словом, могло быть что угодно. Но всем этим необыкновенно не хотелось заниматься. В голове мелькнуло:

– Об этом ли я мечтал, когда в мед шел! – Хирургия. Операции на сердце. Деньги. Подарки в виде автомобиля класса люкс, перевязанного ленточками у входа в отделение, нет, лучше у загородного дома!

Глава 6. Выезд на происшествие

–Что же собаку не захватили?! – спросил Женька уже в машине – Этот ваш Дозор просто стал моим лучшим другом после последней с ним поездки осенью.

Капитан ему ответил не- то шутя, не то серьезно:

–Ночь ведь сейчас. Неизвестно, добудишься его или нет. И опять же: добудишься, а он вставать не захочет. А встанет, еще и облает. Я тебе звонил и то думал: «Облает! Непременно облает!». – А ты тихий какой-то сегодня. Спать тоже, наверное, хочется…

– Я тебя сейчас обгавкаю! – огрызнулся Евгений.

–Ну вот: я был прав: два пса в одной будке не уживутся, тем более машине. Перегавкивались бы тут, как осенью. Опять же: ну проснется он, а работать не захочется ему. Шут (хотя не понятно: при чем здесь клоун) с ним – сказал он уже серьезнее. – Тут от него проку вряд ли много бы было.

А осенний случай, над которым потешались все в машине, был следующим. Семья выехала к речке захватить последнее солнце. В песке, когда хотели разжечь костер, обнаружили чей-то разлагающийся трупп. Отдых был испорчен. Дети плакали, но отец семействе позвонил в полицию и рассказал о случившимся.

Все та же «группа захвата» выехала на место преступления, захватив с собой пса, хотя было это почти безнадежным. Пока доехали, было уже ближе к вечеру Синяя-синяя вода была почти одного цвета с небом, которое в ней отражалось… Желтеющие невдалеке березки создавали ассоциацию с картиной Левитана, растиражированную во всех школьных учебниках, наверное, еще и в миллионах репродукций, что делало ее заезженной как реклама памперсов после пива по телеку. Почти в цвет листьям была и кромка песка. И казалась даже не страшной, а как из какого-то, не поставленного, отечественного фильма ужасов, торчащая из песка женская кисть с уже начинающей клочками слезать кожей, на которую и натолкнулись дети.

Четвертым, после пса, в группе был лейтенант с какой-то простой русской фамилией: не то Смирнов, не то Сидоров. – А! -Берзкин! Он устал и замотался. Праздников у него, считай, и не было. В связи со всеми московскими неприятностями и катастрофами, московская полиция даже официально работала по двенадцать часов. А в жизни ему удавалось освободиться раньше восьми и добраться до своей общаги раньше девяти.

Комната была всегда уютная и чистая, и он нырял в нее, как в рай. Катя даже от такой жизни не разучилась улыбаться, как то удивительно умудряясь мириться с обстановкой и радуясь до сих пор городской жизни, после деревенской. Большой ковер заполнял всю комнату и по нему днем ползал годовалый тоже вечно неунывающий Степка. Ночью на нем спала приезжающая с деревни, вечно с полными корзинами теща. Часть продуктов шла на стол. Оставшуюся, теща распродавала на базарчике.

Она не стеснялась говорить о зяте, и, посмеиваясь, ее не трогает ни полиция, ни сборщики податей. Катя через месяц опять ждала ребенка. Они уже знали, что это будет девочка. Для полного и совсем уже безоблачного счастья не хватало одного: квартиры. Заработать на нее было невозможно. Оставалось только рассчитывать на чудо и на московскую мэрию. Через год после родов, Катя собиралась пойти работать в паспортный стол, усиливая шансы на ведомственное жилье. Жили дружно. Но даже к новогоднему столу лейтенант успел вернуться.

Постоянно жить и думать об ужасах невозможно. Ехавшие мужчины вспоминали не эту кисть, и не сотни других конечностей и убийств, а то, что пес, когда ему дали понюхать какие-то валяющиеся рядом и тоже начинающие уже разлагаться тряпки, вдруг оскалился, сделал стойку, развернулся и со злобным рычанием кинулся на Евгения, за несколько минут до этого подходившего к трупу.