Лабиринт

–В Сочи и Крым теперь даже мои санитары ездят! – опят же не понятно: почему – его: крепостное право уже давно отменили! Старался подольше спать, бросил курить, почти отказался от водки и, засыпая, включал английский текст: детская вера в сказки давала о себе знать! Словом, был он мальчик хоть куда, хоть и был малыш не первой молодости. При этом верил в истину: "Богатырь – это тот, кто тырит у богатых". Но как к ним подступиться – он не знал!

А у шефа, костью в горле, или где там еще, застряли все его потуги на коммерцию. То Евгений звонил родственникам и предлагал свои услуги по бальзамированию их умерших родственников. Это красивое слово заключалось в том, что в вены он вводил, совсем стандартно, формалин, а на лицо клал тряпку, также смоченную тем же составом. И не было в этом ничего общего с ритуально-сложными действиями с делами древних фараонов! И не очнутся они ни от живой воды, ни от поцелуя! Но, как ни странно, такие простые и дешевые меры, помогали не хуже сложных рецептов бальзамирования, разработанные, например, для вождя собственного, доморощенного, пролетариата и других глав правительств, преимущественно стран Азии.

Тем более, проще, чем собственноручно приготовленная смесь великим хирургом Пироговым, разобидевшимся, как большинство представитель русской интеллигенции во все века, после Русско-Турецкой войны на правительство и царя, посему гордо удалившимся в свое имение под Винницей, благо было куда! Состав этого великого рецепта он не доверил даже ученикам, а бумаги, как я принято на Руси, сжег, оставив только одну склянку с зельем для себя, любимого. Во время Отечественной войны немцы выбросили трупп из усыпальницы и он два года пролежал на свалке. Однако потом его лишь почистили и переодели и с почетом, теперь, как и жертву фашизма, вернули на место. Там он и лежал. Может, и сейчас находится. Достоверно сказать трудно – заграница!

Сам Евгений содрогался о такой судьбе и поэтому, ничего не изобретая, пользовался формалином. Затем в ход пошла торговля венками. Но основные "держатели акций" слегка его поколотили. Предлагал заведующему сдать помещение подвалов под склады – не согласился! Потом: – заваленный архивом небольшой домик – под гараж, тоже облом! Но апофеозом всего было открытие в подсобном помещении рюмочной для больных. От ее недолгого существования оставалось лишь колоритное название "У трех трупов": в течение дня шеф встал на дыбы – и рюмочная была прикрыта.

Кто только не вставал на эти самые "дыбы"! – Кони правителей и ратников, медведи, услышав голоса людей, козел на веревке, целая армия, аэроплан, мотоцикл, даже трактор и – какая-то бабка! Почему бы не встать судебному эксперту с большим стажем?! Евгений затаил на него зуб. Правда, сложно сказать чей: человечий, или мамонта, или чудища морского, и где: не в собственной ротовой полости он его запрятал!

О родителях, живущих в провинции, говорил пренебрежительно:

–Пенсионеры времен социализма! – а были они людьми хорошими и правильными: и папа инженер, а мама – учительница, и дом, хотя и не дворец, построили, и дерево, даже не одно, посадили, и сына вырастили, хотя и не воспитали. До сих пор "подкидывали ему денежек", хотя только в сказке понятно: как эту, специально обработанную бумагу, в Москву подкидывать, да и собирать, невесть где и в какое время года! К ним он практически не ездил, обижаясь на то, что они пробуют его, Евгения Великого, учить уму-разуму и осуждают его маленькие радости, столь необходимые при тяжелой работе: на пару дней в Европу смотаться, или на недельку на теплые моря: на большее любых бабок не хватало! Естественно, на его помощь рассчитывать не приходить, что они четко понимали, завещая свой дом интернату для стариков поблизости, если уж станут совсем немощными! За это Евгений не дорожил ими еще больше!

Было первое января. Утро еще не успело наступить на что-то там, в отличии он начала работы дежурного врача. Все шло необыкновенно тихо, и Евгений даже подумал: «Все это не к добру!» и действительно, «Не буди зло, пока оно спит…» – тут же зазвонил телефон. Было понятно, что все, кому хотелось поздравить и пошутить, к шести часам уже истощили себя и в трубке раздался знакомый голос капитана Пономарева, члена, как они в шутку называли себя, «группы захвата»:

–Ну что, Степаныч, с Новым годом, с новым счастьем! – и это "Степаныч" его особо раздражало: указывая на простоту имени отца и его не такой уж молодой возраст. Полицейский, будучи не плохим знатоком душ, знал это и злил специально!

–А вдруг все же пронесет (хотя не понятно куда и зачем) ?! – подумал Евгений Степанович… – но никаких чудес не бывает даже в новый год. В такое утро не звонили, чтобы сообщить о какой-то несуществующей межведомственной премии, выигрыше или подарке. Или даже по-дружески: поздравить с уже наступившим и успевшем утомить годом.